— Но только по одной.
Эндрю настоял на посещении какого-нибудь ностальгического места и поэтому отвел ее в один из баров Вест-Виллидж, где они провели много времени, когда им было по двадцать с небольшим и Имоджин слишком много пила и курила, а Эндрю волочился за официантками и нюхал кокаин в туалете. Они спустились по лесенке, поскольку все подобные заведения — с лучшими в городе музыкальными автоматами и запредельно дешевым пивом, несмотря на то что аренда в окрестностях астрономическая — расположены чуть ли не в подземелье.
— Что ты пьешь, Имми?
— Мне просто бокал розового вина.
— Бокал розового для дамы и неразбавленный двойной бурбон мне, — Эндрю швырнул на стойку стодолларовую купюру. — И не уходите далеко, — сказал он татуированной барменше с лицом модели и руками бодибилдера.
— Эндрю, я действительно выпью только один бокал, и все. Хочу посмотреть на детей, пока они не легли спать.
Он коснулся указательным пальцем губ Имоджин.
— Тише. Чего уж там, даже я знаю, что дети Имоджин Тейт в девять уже в кроватках. Мы оба это знаем.
Да, она определенно допустила ошибку. Пришлось смириться с фактом, что она согласилась выпить с Эндрю по одной, поэтому, каким бы неловким ни было все происходящее, теперь придется выпить, выдержать двадцатиминутный разговор и ретироваться.
Эндрю разделался со своей порцией, стоило той появиться на стойке, и сделал барменше знак «повторить». Эндрю всегда быстро напивался, у людей, зависимых от спиртного, это обычное дело: ненавидя себя за то, что он вообще начал пить, алкоголик тем не менее старается свести к минимуму перерывы между рюмочками ради их такого желанного эффекта.
— Ну и как там Адам? — заплетающимся языком начал Эндрю. Имоджин вздохнула и глянула на его профиль. Некогда волевая челюсть обрюзгла и казалась теперь сделанной из папье-маше.
— Алекс, дорогой. Моего мужа зовут Алекс.
— Да какая, на фиг, разница, Адам или Алекс? Тот мужик, за которого ты вышла, предпочтя его мне.
Не было никакого смысла напоминать Эндрю, что он не звал ее замуж и не пытался связаться с ней, когда мать привезла его из реабилитационного центра, от которого, судя по сегодняшнему вечеру, все равно оказалось мало толку.
— С Алексом все хорошо. Он работает сейчас над большим делом, финансовая пирамида.
— Ах да, старина Марти! — Эндрю шлепнул себя по ноге. — Мой старик тоже вложил туда некоторое количество баксов. И потерял все до последнего пенни, когда в дело вмешался твой муженек, — тут он рассмеялся. — Никогда не участвую в таких безумных схемах. Предпочитаю вкладываться в недвижимость, чтобы видеть, на что идут мои денежки, но папа влез в аферу Марти, — Имоджин успела забыть о неприязни, которую Эндрю питает к своему отцу. — Ты бы посмотрела на лицо старого паскудника, когда он узнал, что Марти прихватили. Могу поспорить, ему хотелось пришить твоего мужа.
От этих слов Имоджин заерзала на стуле.
Подошла барменша и спросила, не надо ли им чего. Эндрю был слишком занят, проверяя свой телефон, и не услышал ее, поэтому Имоджин слегка покачала головой, повертела в пальцах ножку бокала и снова переключилась на своего спутника:
— Давно я не видела твоих родителей! Наверно, встречусь с ними на свадьбе.
Эндрю расхохотался, потом запрокинул голову, чтобы влить в глотку свой бурбон, и заказал следующий. Имоджин уставилась на коротенькие бело-желтые волоски на костяшках его пальцев, когда он вцепился в стакан, как утопающий в спасательный круг. Она знала, что с каждой следующей порцией эта хватка будет слабнуть, пока пальцы совсем уже не утратят силу. Имоджин хотела было коснуться его руки и попросить притормозить, но быстро сообразила, что это давно уже не ее дело. Что ей на самом деле нужно, так это допить свое вино и убраться отсюда.
— Наверно, ты их там увидишь. Они не слишком возражают против Евы. Находят ее немного вульгарной, но им нравятся ее достижения. Гарвардская бизнес-школа, то, се, — он произнес «гааааарвардская». — Бизнес-школа, в которую их сын-оболдуй так и не поступил. Да, думаю, она нравится им достаточно, чтобы прийти на свадьбу.
Имоджин подумала, что если бы у них с Эндрю дошло до свадьбы, его родители вряд ли бы там показались, она-то уж точно не нравилась им до такой степени, но смолчала.
— Она хороша для предвыборной кампании… Ева. И здорово помогает с молодыми избирателями. Умная, молодая, предприимчивая. Другим молодым женщинам такие нравятся. Занимается бизнесом. Она привлекает девиц и тех, кто работает с информационными технологиями, а это важная часть электората, так мои ребята говорят, — он помолчал, глаза его теперь покраснели и казались усталыми. — И на фото хорошо выходит. Мои орлы хотели подольше прятать ее от публики, но она классно работает на камеру.
Имоджин взяла бокал и как следует отпила из него. Теперь от того, чтобы встать, вежливо извиниться и уйти, ее отделяло лишь несколько глотков. Эндрю по-прежнему был на взводе и заливался соловьем, виндзорский узел его галстука у кадыка постепенно слабел.
— Но она — не ты, Имоджин. Определенно не ты. В ней нет абсолютно ничего классного. Вот ты всегда такая классная! Иногда я думаю, что Ева может оказаться роботом. Тебе никогда не казалось, что она — робот? — он очертил в воздухе перед собой контуры тела, сплошь состоящие из прямых углов, его глаза впились в собеседницу, страстно моля о согласии. Имоджин коротко рассмеялась, потому что Эндрю не был совсем уж неправ. Иногда она задавалась вопросом, не киборг ли Ева из числа тех, что присылают из будущего для коррекции настоящего.
Имоджин старательно подбирала слова:
— Иногда я действительно думаю, что она немного механистичная.
— Думаю, у нее вовсе нет чувств.
Имоджин допила вино. Эндрю возбудился еще сильнее, теперь он руками выделывал вокруг головы резкие механические движения, смутно напомнившие Имоджин танец роботов из восьмидесятых.
— Я — Ева. Я — робот. Я — Ева. Сейчас я хочу у тебя отсосать. Тебе это подходит? — монотонно приговаривал он.
Как бы Имоджин ни была настроена против Евы, от слов Эндрю ей стало печально и за него, и за его невесту.
— Тебе не следует говорить мне это.
Он посмотрел на нее, как нашкодивший щенок, потом хихикнул, по-бабьи прервав смешок на середине, отчего его напускная самоуверенность стала еще менее убедительной. Прежде чем Имоджин поняла, что происходит, Эндрю качнулся к ней, дыша бурбоном. Она не смогла отойти, пока его губы не ткнулись твердо в ее рот. То ли от шока, то ли оттого, что ей польстило происходящее, Имоджин ощутила на кратчайший миг, как волна возбуждения поднимается в ее теле. Потом она как по щелчку вернулась в реальность.
— Что, черт тебя побери, ты творишь, Эндрю?
— А ты что творишь, Имоджин Тейт? — он выпрямился, будто короткий поцелуй заставил его очнуться от пьяной дремоты, и вытер лоб концом шелкового галстука. — Мне представляется, ты ответила на мой поцелуй.
