Мое отступление из мансарды сильно смахивало на бегство; в памяти вновь ожили фантастические чудовища из моих детских кошмаров – казалось, будто они преследуют меня по пятам. Очутившись на лестнице, я отер со лба и висков капли холодного пота, погасил лампу и, понемногу приходя в себя, начал спускаться вниз. На сей раз тревожные предчувствия моей невесты уже не представлялись мне лишенными всякого повода. Тем не менее я не собирался отказываться от дедовского наследства и потому должен был провести в старом доме все три долгих летних месяца, каких бы тревог и волнений мне это ни стоило.
Я не без оснований горжусь своим методическим складом ума. Иногда в шутку Рода называет меня «маленьким педантом» – имея в виду, разумеется, мое пристрастие к абсолютно точному и достоверному изложению фактов, касающихся книг, писателей и вообще всех обстоятельств литературной жизни. Если уж я за что-то берусь, то не успокаиваюсь, пока не довожу дело до конца. И вот теперь передо мной стояла задача – найти разумное объяснение ночному происшествию и тому, что мне довелось увидеть и пережить в мансарде. Неужели я в обоих случаях оказался жертвой галлюцинаций?
Прежде всего следовало разобраться с экономкой.
Телефонный разговор с мистером Сэлтонстоллом не внес в это дело ясности. Он лишь вновь подтвердил то, что сказал мне накануне, – он ни разу не слышал, чтобы Урия Гаррисон нанимал кого-нибудь для ухода за домом, и ничего не знал о наличии второго ключа.
– Впрочем, вам, мистер Дункан, должно быть известно, – сказал он напоследок, – что ваш двоюродный дед был очень скрытным и необщительным человеком. Если он не хотел, чтобы люди знали о каких-то его делах, то, можете не сомневаться, именно так оно и случалось. Хотя почему бы вам не поспрашивать у соседей? Я-то бывал в доме лишь пару раз, а они год за годом торчат поблизости. Соседи, знаете ли, народ любопытный – от них мало что может укрыться.
Поблагодарив его за совет, я попрощался и повесил трубку.
С соседями все обстояло не так уж просто. К ним нужно было найти особый подход. Я уже отмечал, что усадьба Гаррисона стояла на отшибе; ближайший дом находился в сотне метров отсюда и первое время казался мне вообще необитаемым. Однако на сей раз, выглянув из окна, я заметил на его крыльце человека, который грелся на солнышке, сидя в кресле-качалке.
Так и не придумав никакого подходящего повода для знакомства, я решил вести разговор напрямик. Выйдя из дома, я быстрым шагом пересек лужайку, разделявшую две усадьбы. Человек в качалке оказался глубоким старцем.
– Доброе утро, сэр, – приветствовал я его. – Не могли бы вы помочь мне в одном вопросе?
– А кто вы, собственно, такой? – прозвучало в ответ.
Я представился, объяснив, что являюсь наследником мистера Гаррисона.
Мой собеседник тотчас оживился.
– Дункан, говорите? Старик ни разу вас не поминал. Да и, сказать по правде, беседовал-то я с ним всего раз десять за эти годы. Чем могу быть полезен?
– Я бы хотел найти женщину, которая при нем занималась уборкой в доме.
Он быстро взглянул на меня из-под прищуренных век.
– Молодой человек, я и сам был бы не прочь взглянуть на нее поближе – из чистого любопытства. Она не появляется нигде, кроме дома вашего деда.
– Вы видели, когда она приходит?
– Нет. Видел ее только в окнах, по ночам.
– А когда она покидает дом?
– Не знаю. Я не видел ее ни входящей, ни выходящей. Вообще не видел ее при свете дня. Может, она живет где-то внутри – откуда мне знать?
Его слова меня порядком озадачили. Сперва я подумал было, что старик намеренно вводит меня в заблуждение, но вскоре отбросил эту мысль, убедившись в его искренности.
– Это еще не все, Дункан. Вы видели голубой свет?
– Не видел.
– А слышали что-нибудь странное?
Я замешкался с ответом.
– Значит, слышали, – ухмыльнулся старик. – Ну-ну. Старый Гаррисон любил заниматься этакими вещами. Не удивлюсь, если он и сейчас занимается ими.
– Мой двоюродный дед скончался еще в марте, – напомнил я.
– А чем вы мне это докажете? – спросил он. – Нет, конечно, я видел, как из дома вытащили гроб и отнесли его на кладбище, – но это все, что мне известно. Я не знаю, кто или что находилось в гробу.
Старик продолжал разглагольствовать в том же духе, но, кроме своих догадок и подозрений, не смог сообщить ничего конкретного. Многое из сказанного я уже слышал раньше: о нелюдимости моего деда, о его занятиях «дьявольскими штучками» и о том, что мертвый Урия Гаррисон гораздо лучше живого – «если только он и вправду мертв». Старик назвал усадьбу деда «дурным местом» и в заключение признал, что, если ее хозяина оставляли в покое, тот не причинял никакого вреда соседям. А беспокоить его опасались с тех пор, как старая миссис Бартон однажды вздумала пойти к нему в дом и выбранить его за то, что он тайком от людей держит у себя какую-то женщину. На следующее утро миссис Бартон была найдена мертвой в своей спальне – «разрыв сердца от испуга», как объяснил ее смерть мой собеседник.
На примере этого разговора я убедился, что обращаться за информацией к соседям не имело смысла. Оставался еще один источник – личная библиотека моего покойного деда, где я обнаружил весьма солидную подборку книг, древних и современных, так или иначе связанных с черной магией и колдовством. Там были старинные издания Олауса Магнуса, Евнапия, де Рохаса, а также «Молот ведьм» и множество иных сочинений, названия которых мне ровным счетом ничего не говорили: «О природе демонов» Анания, «О ламии» де Виньята, «Бегство от Сатаны» Стампы и многие другие.
О том, что мой дед внимательно прочел все эти книги, свидетельствовали бесчисленные пометки и замечания, сделанные его рукой на полях. Я с трудом разбирал старинный шрифт, но главное было ясно: Урия Гаррисон интересовался не просто демонологией и колдовством в их распространенном понимании, но в первую очередь всем, что было связано с суккубами, а также с переходом некоей «сущности» из одного состояния в другое – перевоплощениями, двойниками и тому подобными вещами. Немало пометок было сделано напротив магических формул и заклинаний, имевших своей целью причинение смерти кому-либо в отместку за нанесенную обиду.
Перелистывая страницу за страницей, я постепенно перестал обращать внимание на сам текст, сосредоточившись на замечаниях и сносках, в которых из книги в книгу повторялась одна и та же тема – о «сущности», «душе» или «жизненной силе», как это по-разному именовалось, о возможности обретения новой телесной оболочки путем изгнания оттуда прежней «души» и вселения на ее место иной, чужеродной «сущности». Нельзя сказать, чтобы я был очень удивлен, разбирая дедовские каракули, – в конце концов, мало ли какой еще вздор может прийти в голову престарелому одинокому человеку, находящемуся на самом пороге смерти.
Я все еще возился с книгами, когда раздался телефонный звонок. Это была Рода, и звонила она из Бостона.
