А вечером следующего дня стук копыт разрезал тишину за окном, и всадник, закутанный в меховой плащ и капюшон, в маске, защищавшей лицо от ветра, остановился у дверей.
Какое-то время Кена слышала за стеной негромкий говор, а потом Сигрун вошла в дом.
– Собирайся, – сказала она, – он приехал за тобой.
Глава 5. Дорога
Дороги изрезали землю северян вдоль и поперёк. Там, где их пересекали многочисленные речки, ручьи и водопады, были насыпаны броды.
– Идти можешь? – спросил Льеф.
Кена кивнула, и тут же, не слезая с коня, Льеф накинул верёвку ей на запястья, а в следующую секунду ударил коня по бокам – легонько, но тот всё равно припустил вперёд так, что Кене пришлось бежать следом трусцой.
Колючая верёвка натирала руки, петля выворачивала плечо. Спутавшиеся волосы метались при каждом прыжке и лезли в глаза, так что Кена едва успевала сдувать их с лица. Через несколько минут она, непривычная к подобным нагрузкам, запыхалась, но Льеф, казалось, ничего не замечал.
Северянин верхом сидел ровно и был полностью погружён в собственные мысли.
Кена изо всех сил старалась поспевать за ним.
Новый «господин» – даже мысленно слово это по-прежнему давалось Кене с трудом – был суров, и всё же Кена радовалась, что её забрал не тот, другой.
Златобородый её пугал. И Кена хорошо запомнила, что он отобрал у неё брата. Этот, другой… он не походил на северян, и Кена пока что не знала, как его понимать. В нём не было холода, хотя и тепла Кена в его словах не слышала.
Кене стало страшно. Будущее виделось ей в мрачных тонах. Снова и снова мысли возвращались к тем часам, когда она потеряла семью и род. Кена знала, что не должна бояться, но справиться с собой не могла.
Отец и братья всегда говорили: «У тебя чуткая душа». Это значило – она чувствует то, что другие и понять не могли.
Кена умела видеть облик богини в солнце, опускавшемся за горизонт, или знаки грядущего лета в первом весеннем дожде.
Братья родились воинами, как и отец, но хотя сила много значила для народа Кены, они ценили её способность видеть мир, считая девушку «тронутой волей богов».
Теперь не осталось ни братьев, ни отца. А здесь, на Севере, воля их богов никому не нужна.
Всю свою юность Кена провела в изучении легенд, но вряд ли они кого-то заинтересуют здесь, в чужих краях.
Кена не знала, чего ждать. Она не умела работать в поле или пасти овец – последнее братья пытались ей поручать, но выходило не особенно хорошо. Кена постоянно заглядывалась на закат и кого-то теряла.
«Он меня убьёт, – думала Кена, тяжело дыша, прыгая с камня на камень за спиной у северянина и снизу вверх вглядываясь в суровое лицо, – а может, это и хорошо. Только бы всё кончилось быстро, не так, как…»
Кена сглотнула, и на глаза её навернулись слёзы, когда она вспомнила брата, ещё живого, с вывернутыми наизнанку внутренностями и безумными от боли глазами, кричащего беспрерывно, до хрипоты.
Конахт был жив, он всё понимал и ещё дышал – но в то же время мёртв, потому что самый искусный лекарь его бы не спас. Наверное, он желал смерти, скорого забвения и лунной дороги, ведущей к богам – Кена не знала, но боялась, что это было так.
Её собственные последние часы затянулись дольше. Приходя в себя на корабле, Кена со страхом думала о том, что смерть настигнет и её – но смерть не шла, и вот теперь северяне выходили её, чтобы сделать рабыней.
Глядя снизу вверх в бледно-голубые, как у всех у северян, глаза «хозяина», Кена всё более убеждалась в том, что внешность его обманчива, и он, должно быть, такой же, как все здесь. Льеф стоял среди тех, кто терзал тело Конахта. Среди тех, кто пронзил сердце её отца.
Ненависть просыпалась в сердце пленницы.
«Я убью его, – думала Кена, – пусть только наступит темнота… Я сниму с его пояса нож и убью сначала его, потом… – Кена сглотнула. – Потом себя. Или нет. Лучше сбежать. Вокруг пустынная земля. Никогда северяне меня не отыщут».
Ждать до темноты оставалось не так уж долго. Слева и справа тянулись бесконечные леса и каменистые скалы. Кена не знала, как ещё держится на ногах, потому что солнце клонилось к закату, и она бежала много часов.
***
Льеф с трудом заставлял себя не смотреть на южанку, перепрыгивавшую с камня на камень по правую сторону от крупа коня.
«Какая же она слабая», – думал северянин и не знал, что в нём сильнее – презрение или жалость, которой Льеф до тех пор не испытывал никогда и даже имени которой не знал.
Южанка тяжело дышала, и взгляд Льефа то и дело спускался к её горлу, напряженно дрожавшему в вырезе льняной рубахи – и снова поднимался к палево-синим, как воды Северного моря, глазам. Волосы южанки метались всполохами пламени, и Льеф с трудом справлялся с желанием запустить в них пальцы, поднести к лицу и вдохнуть аромат. Там, на корабле, южанка пахла прелой травой. Чем она пахла теперь – Льеф не знал, но то, что подобные мысли посещают его, Льефа пугало.
«Почему тебе не возжелать северную женщину, Льеф? – спрашивал он себя. – Красивую и свободную, как Сигрун. Она бы хранила твой дом, когда ты уходишь в поход. Она бы любила тебя и однажды стала твоей женой».
Но северянок Льеф не желал никогда – до последних пор считал, что слишком молод и силён, чтобы привязывать себя к земле и камням, а теперь понимал, что сердце его всё это время искало чего-то ещё.
«Кен-на», – перекатывал он на губах. Имя подходило южанке как нельзя хорошо. В нём тлело пламя её волос, отражались льдинки глаз.
Отказать конунгу было Льефу нелегко. Как и любой северянин, он жаждал славы – а разве можно заработать её больше, чем будучи королём?
Эрик хотел видеть его рядом – и Льеф знал, что получит при дворе больше, чем мог бы желать. Для Эрика он стал сыном – каким никогда не был для родного отца. И хотя Льеф не знал до конца, что такое любовь, ему часто казалось, что Эрик любил его – как не любила, может быть, даже мать.
Чужачка наваждением вклинилась в привычное, как смена времён года, течение жизни Льефа, и хотя они не обмолвились ещё и словом, меняла что-то внутри него.
«Это только на зиму, – сказал Льеф конунгу. – Мне нужно отдохнуть от войны».
«Весной твоё место может занять кто-то другой».
Льефу не оставалось ничего иного, кроме как сжать зубы и принять данностью то, о чём говорил Эрик. И всё же он решил вернуться домой.
Время близилось к закату, когда Льеф остановил коня.
– Умеешь разжигать костёр? – спросил он.
Кена покачала головой.
– Что ты за бесполезное создание? – спросил Льеф.
Кена стиснула кулаки и опустила взгляд.
