Посередине деревянной усадьбы, куда привёз Кену Льеф, стоял хозяйский дом, а кругом него – служебные постройки: жильё для рабов, хранилища для снеди, кузня, мельница и кладовые для запасов на зиму.
В хозяйском доме, который за его форму и размеры – семнадцать на шесть саженей – называли ещё «длинным», находился и обеденный зал: просторный, с вытянутым очагом в центре и глиняным полом, устланным травой. Остальные комнаты отапливала закруглённая печь, дым от которой частенько расползался по всему жилью.
Длинные стороны дома смотрели на север и на юг – как и в любом из местных господских домов.
В западной и восточной стенах располагались две пары дверей: одна предназначалась для хозяйки и называлась женской, другая – для одальмана и мужчин, и считалась главной.
Зарытые в землю брёвна, что образовывали стены, стояли вертикально. Другие столбы, внутри здания, удерживали крышу, которую покрывал тёс, древесная кора и дёрн. Наружные стены были обмазаны дёгтем, чтобы брёвна не портились от ветра. А весь комплекс усадебных строений окружал частокол. Дом такой стоял двадцать-тридцать лет.
Хозяйскую избу и некоторые пристройки, как это бывало в богатых имениях северян, изнутри и снаружи покрывала искусная резьба, а наличники и дверные своды сияли яркими красками – красной и зелёной. Резьба украшала и входные двери.
К «длинному» дому примыкала конюшня.
Стабуры – или поднятые на столбах клети – окружали его и служили для хранения запасов зерна, сушёного мяса и других нужных вещей. Некоторые из них имели два этажа. Тогда внизу держали лари с мукой и бочки с солониной, а на верхнем этаже, куда вела опоясавшая стабур лестница, по стенам висели наряды. По бокам на полу стояли сундуки с платьем, гобеленами, одеялами и другими тканями. Эта верхняя комната уступала по своему значению в имении только залу длинного дома. В ней проводили первую брачную ночь жених и невеста. Там же устраивали спать дорогих гостей и хранили самые хорошие вещи. На дверях её всегда висел тяжёлый замок.
Вместе со всем этим были в имении Хальрода кухня, пивоварня, хлебопекарня, помещения для рабов, конюшня, хлев, сарай для зерна и «земляной дом» – секретная землянка с прорытыми под поверхностью узкими коридорами, соединявшими её с главным домом и берегом реки. Здесь хранили драгоценности, здесь прятались люди в случае надобности, или же хозяева скрывали здесь своих друзей.
И в домах, и в подсобных строениях на дверях стояли замки – где из дерева, а где из железа. За взлом их предусматривалось особое наказание. А хозяйка, хранившая ключи, пользовалась особым уважением домочадцев.
Льеф был одним из семи сыновей эрла Хальрода, но из всех семи только четверо, включая его, жили в усадьбе эрла этой зимой.
Он не был старшим, но две черты отличало его от других: во-первых, Льеф родился от рабыни, и только ленивый забывал его этим попрекнуть.
Во-вторых, именно поэтому его, а не кого-то другого, в юном возрасте отдали на воспитание в чужой дом. Именно поэтому он единственный сидел с конунгом и его сыновьями за одним столом. И именно поэтому все дети Хальрода ещё больше его ненавидели.
Кене не потребовалось много времени, чтобы заметить этот разлад, который начался с того, что, вопреки требованиям Льефа, ему запретили оставить пленницу для себя.
– Мы все служим роду. И всё, что принадлежит любому из нас – принадлежит всем, – сказал эрл и отдал приказ отвести Кену на скотный двор, к другим рабам.
Кена не видела, как белел и краснел от ярости Льеф. Как сжимал кулаки, но против воли отца всё же не пошёл.
***
Вместе с хозяевами в усадьбе жили рабы и слуги, а кроме того – дружинники эрла. Обитатели одаля обрабатывали землю, ловили рыбу, разводили скот, охотились.
У некоторых богатых бондов с крайнего Севера насчитывалось до шести сотен дворовых оленей, по двадцать коров и овец, столько же свиней с лошадьми.
Летом рабы выводили скот на отдалённые выгоны или луга – сеттеры.
На ближайших же полях сеяли ячмень, овёс и рожь. Выращивали люди Хальрода и лён – в середине зимы конунгам платили им подать.
Всё это Кена узнала в первый день. Собирать урожай она не могла – была ещё слишком слаба, да и не внушала доверия на вид, потому её вместе с другими новенькими девушками поставили молоть зерно.
А вечером, возвращаясь вместе с остальными в помещения для рабов, Кена заметила Льефа, стоявшего в тени мельницы и наблюдавшего за ней.
Кену пробрала дрожь. Тело вытянулось струной – так хотелось ей туда, чтобы снова утонуть в горячих объятьях северянина, как это случилось совсем недавно. Но она не решилась двинуться с места – просто смотрела издалека, так же, как и Льеф на неё.
Так же повторилось на второй и на третий день, пока однажды, заглядевшись на господина, Кена не воткнулась носом в одного из собиравших репу мужчин.
– Смотри, куда прёшь! – огрызнулся тот. Обернулся и обнаружил Кену, высокую и стройную. Рыжие волосы заметно отличали её от остальных женщин дома. – А! Это же наша галльская саамка!
Кена не знала, насколько оскорбительными у викингов считаются подобные слова, но всё-таки оказалась уязвлена.
Ссориться со здоровяком не хотелось, потому она сказала лишь:
– Сожалею. Трудно было не заметить твой живот.
Здоровяк мгновенно рассвирепел.
Кена не видела, как стоит и хмурится, наблюдая за ними, Льеф. Как сжимает кулаки и бледнеет от злости, глядя, как здоровяк приподнимает Кену за ворот льняной рубахи, чтобы выдохнуть ей в лицо:
– Тебе что-то не нравится, кобылья дочь?
Нож Льефа полоснул раба по запястью. На бугристой коже расцвела багровая полоса. Сборщик закричал от боли, отступил назад.
Льеф был уже в плечах, чем здоровяк. Но в глазах его стоял хищный блеск, от которого по позвоночнику Кены пробежала дрожь.
– Хочешь, чтобы я убил тебя, Сайпфер?
Губы раба скривились, но он всё же произнёс:
– Простите… господин…
И не переставая сжимать повреждённую руку, склонил голову.
– В следующий раз в моей ладони будет меч, а не нож. Передай это всем.
– Да, господин…
– Вон.
Сайпфер торопливо скрылся за дверью скотного двора, а Льеф остался стоять неподвижно, только теперь он смотрел на Кену. И Кена тоже глядела на него.
Ей казалось, что ещё секунда – и Льеф обнимет её, прижмёт к себе, как это было несколько ночей назад. Но время шло, а между ними царила неподвижная тишина.
– Льеф… – прошептала Кена внезапно охрипшим голосом, но как продолжить – не знала.
Она видела, как проскользнул по горлу северянина кадык, но мужчина заговорил не сразу.
– Приходи завтра после ужина к реке.
