– Сообщить о пропаже электронов в гинекей? – нарушил молчание слуга.
– Нет, пока нет. Позови ко мне лучше Галену.
Клития с Хионой смотрели, как Галена чуть ли не вприпрыжку бежит к андрону, у них не было никаких сомнений, что о пропаже камней уже известно и скоро в тихом гинекее разразится буря. Хиона не выдержала и схватив камни выбежала из комнаты, вслед ей неслось: «Куда ты, Хиона?» Девочка сбежала с террасы, потом проскочила лестницу и остановилась у огороженного обрыва, замахнулась, чтобы забросить камни подальше, тогда никто не узнает, что она взяла их, и Клития тоже будет вне подозрений.
– Не могу в это поверить, господин Идоменей, – Галена стояла напротив кресла, в котором сидел мужчина, – у нас никогда такого не было…
– Всё бывает в первый раз, Галена, чтобы это не повторилось, надо найти и наказать виновника.
– Даже не знаю, как сказать об этом госпоже…
– Ей говорить ничего не нужно. Я поручаю тебе провести расследование, допроси девушку, что ходит ко мне убираться. Грози ей чем хочешь, но она должна признаться, куда делись псифосы с абака.
Голова у Галены после разговора с хозяином Тритейлиона шла кругом. Наступило время обеденной трапезы, в покои Федры вошла Клития неся на подносе плошки с едой. Служанка так и впилась, глазами в лицо молодой рабыни, и неспособная к притворству девушка, то краснела, то бледнела под её упорным взглядом.
– Клития, где Хиона? – спросила Федра.
– Она в нашей комнате, госпожа, спит.
– Спит? Умаялась за утро, бедняжка. Столько дел сегодня переделали…
– Пойти её разбудить, госпожа? Проспит ведь обед, – с притворным участием спросила Галена.
– Нет, не нужно, пусть отдыхает, – отозвалась Федра и обратилась к Клитии, – милая, ты свободна, можешь пойти на кухню и пообедать. Не забудь сказать кухарке, чтобы припасла что-нибудь для нашей бедняжечки, проснётся, наверное, голодной.
Клития спустилась в свою комнату и увидела, что Хиона ещё не вернулась. Хотела было пойти в сад, искать беглянку и столкнулась в дверях с Галеной.
– Проснулась твоя подружка? – кивнула она на пустую постель. – Убежала уже куда-то… плохо ты за ней следишь Клития.
– Я как раз собиралась её искать.
– Успеешь, – сказала Галена закрывая дверь, – поведай мне пока, кто украл электроны из покоев нашего господина.
– Я ничего не знаю…, – пролепетала девушка.
– Не ври! Это твоя подружка стащила камни, а ты её покрываешь! Может, и под кнут вместо неё ляжешь?
– Галена…, – слёзы хлынули из глаз Клитии.
– Плачь, не плачь… Ничто тебе не поможет, если не признаешься! На госпожу не надейся, хозяин строго-настрого запретил вмешивать её в эти дрязги.
– Это я… я взяла псифосы, не знаю зачем… в голове потемнело, пришла в комнату и увидела их в своей руке… хотела вернуть незаметно, но не успела.
– Ну что ж, дурочка, ты сама себе судьбу выбрала, – со злостью проговорила женщина, – после наказания в гинекей ты больше не вернёшься, если хозяин не прикажет тебя на рынок свезти, будешь в поле работать, под палящим солнцем корзины тяжеленые тягать.
– Пощадите! – девушка упала на колени.
Хиона стояла в коридоре и слушала, как в опочивальне рыдает её подруга, тихонько, на цыпочках девочка вернулась к входной двери и вышла на улицу. Трудно, совершенно невозможно было заставить себя делать то, на что она решилась. Она боялась кнута, но ещё больше боялась, что пострадает Клития, та Клития, с которой с самой первой встречи возникла взаимная симпатия, которая любила, жалела её, которая во всём помогала, всему учила, и иногда, совсем немножко ругала. Хиона раскопала ямку, куда спрятала медовые камешки, она так и не смогла их выкинуть. Жучок, мушка, паучок… Ноги не шли к андрону, она несколько раз останавливалась, но судьба не дала ей отсрочки, из боковой аллеи в сопровождении слуги вышел хозяин Тритейлиона, путь назад был отрезан.
– Вот! – выбросила девочка вперёд руку с камнями, – Бери! Не Клита! Я брать камни, я хотеть играть, потом отдать. Вот! – повторила она, не смея от страха поднять глаза на мужчину. – Меня бить! Клиту нельзя! Она не брать камни, не знать, что я брала… Она ругать меня, когда узнать…
Идоменей смотрел на ребёнка в некотором замешательстве, ещё никто к нему не обращался, не присовокупив – господин. Никто из рабов не заговаривал с ним первым, никто не подходил на столь близкое расстояние, никто не тянул к нему руку с выпачканными грязью камнями, которые днём раньше были украдены из его покоев. И уж тем более, никто не решился бы советовать ему, кого наказывать, кого миловать. Если бы это был взрослый раб, то не миновать ему трёпки… Первым пришёл в себя Гектор:
– Нельзя так разговаривать с господином, глупое дитя.
Идоменей не произнёс ни слова, он не посчитал нужным отвечать что-либо этой наглой девчонке. Мужчина сделал знак слуге, чтобы тот забрал электроны и повернувшись к маленькой рабыне спиной, неторопливо направился к андрону. Хиона стояла в растерянности, она не могла понять, спасла она Клитию от наказания или нет.
Идоменей перебирал свитки, лежащие на столе, искоса наблюдая, как Гектор моет псифосы, как протирает их насухо мягкой тряпочкой, прежде чем уложить в отверстия абака. Он снова увидел: грязные камни на маленькой ладони, опущенные вниз дрожащие ресницы. Услышал торопливую, исковерканную речь. При всей своей дерзости, она всё же не посмела поднять на него глаза. Только сейчас он понял, как она его боялась, но всё же пришла, чтобы защитить свою подругу…
– Она смелая…
– Что, господин? – не расслышал Гектор.
– Эта рабыня смелая, – повторил Идоменей улыбаясь своим мыслям, – и знаешь, что Гектор, эта дикарка не лишена благородства. Понимая, что её непременно накажут, она призналась в своём преступлении, чтобы не пострадала невиновная подруга.
– Что теперь, господин? Кого вы подвергнете наказанию?
– Не знаю, – нахмурился Идоменей, – я не хочу быть жестоким, но, не наказывая, мы подталкиваем рабов к новым проступкам, – немного помолчав, он добавил, – Сходи-ка ты в гинекей, мой друг, пусть Галена девушку не трогает, а что делать с маленькой рабыней я позже решу.
Идоменей, выйдя на улицу, поплотнее запахнул халат, лёгкий морозец бодрил, несмотря на то, что ночь была тихой и безветренной. Голубоватые звёзды мерцали в высоком тёмно-синем небе, молодой рогатый месяц блестел как изогнутый серебряный нож. Идоменей смотрел вверх, заворожённый таинственной бесконечностью, которая открывается каждому, кто видит над собой звёздное ночное небо. Одна из звёзд, словно не выдержав, его пристального взгляда, сорвалась с ночного небосклона и полетела куда-то вниз, к морю.
Всхлип ночной птицы нарушил тишину, Идоменей перевёл взгляд на тёмный гинекей, сквозь плотно закрытые, зашторенные ставни не видно ни огонька. Снова всхлипнула невидимая птица, а потом тоненько заскулила, как щенок. Идоменей словно очнулся, нет, это не ночная птица. Кто-то плачет в тёмном саду, он покрутил головой, стараясь определить, откуда доносятся звуки. Идоменей знал, кого он здесь найдёт, в темноте сада неясным пятном белела детская фигурка. Девочка сидела на скамье, поджав ноги, её согнутая спина с опущенными плечами вздрагивала от рыданий. Вид этого беззащитного ребёнка, переживающего в одиночестве своё горе, смутил Идоменея. Он коснулся плеча маленькой рабыни, она вздрогнула и посмотрела на него.
