Камиль бродил по комнате. Открыл окно пошире, высунулся наружу.
– Что нас ждет? – спросил он. – Революция неизбежна.
– Да, но Господь вершит свою волю людскими руками.
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то должен сдвинуть дело с мертвой точки. Противостояние Национального собрания и короля не может длиться вечно.
– Но что именно нужно сделать?
– Полагаю, этим должен заняться Мирабо. Никто не доверяет ему, но если он подаст сигнал…
– Мертвая точка. Сигнал. – Камиль с грохотом захлопнул окно и пересек комнату. Робеспьер убрал чернильницу от греха подальше. – Сигнал – это когда машут руками?
Он рухнул на колени, Робеспьер протянул руку, чтобы его поднять.
– Вот же она, реальность, – сказал Камиль. – Я упал на колени, вы пытаетесь меня поднять. Не метафорически, буквально. Смотрите, – он оттолкнул руку Робеспьера, – а теперь я лежу лицом в пол. Это действие, – сказал Камиль, обращаясь к ковру. – Вы способны отличить то, что случилось сейчас, от того, что имеют в виду, говоря: страна стоит на коленях?
– Конечно могу. Пожалуйста, встаньте.
Камиль встал, отряхнул одежду.
– Вы меня пугаете, – сказал Робеспьер. Он вернулся к столу, где писал письмо, снял очки, поставил локти на стол, и прикрыл глаза ладонью. – Метафоры – это хорошо. Я люблю метафоры. Метафоры людей не убивают.
– Они убивают меня. Если я еще раз услышу о вздымающихся волнах и рушащихся зданиях, я выброшусь из окна. Я больше не в состоянии этого выносить. Вчера я видел Лакло. Под конец я испытал такое отвращение, что решил действовать самостоятельно.
Робеспьер надел очки и дописал фразу.
– Меня пугают гражданские беспорядки, – сказал он.
– Пугают? Да на них вся надежда! Мирабо преследует собственные интересы, но будь у нас вождь, чье имя ничем не опорочено…
– Я не знаю таких в Национальном собрании.
– Это вы, – сказал Камиль.
– Я? – Робеспьер дописал предложение. – Мирабо зовут Светочем Прованса. А знаете, как прозвали меня? Свечой Арраса.
– Со временем, Макс…
– Со временем, понимаю. Считают, мне следует потолкаться среди виконтов и усовершенствовать ораторские навыки. Нет. Со временем, возможно, мне найдут применение. Но если это случится, со мной будет покончено. Мне не нужны их взятки и обещания, их тайные сборища, кровь на руках. Пусть ищут другого избранника.
– Но в глубине души вы же ощущаете себя избранником судьбы?
Робеспьер опустил глаза на письмо. Он размышлял над постскриптумом. Потянулся за пером.
– Не больше, чем вы.
Воскресенье, двенадцатое июля, пять утра.
Д’Антон:
– Камиль, на эти вопросы нет ответов.
– Нет?
– Нет. Вы посмотрите, уже рассвело. Пришел новый день. Это вы виноваты.
Камиль спрашивал: допустим, я заполучу Люсиль, но как я обойдусь без Аннетты? Почему я не способен ничего достичь? Почему мой памфлет не публикуют? Почему отец меня ненавидит?
– Ладно, – сказал д’Антон. – Отвечу коротко. Зачем вам обходиться без Аннетты? Залезайте в постель к обеим, вы справитесь, не думаю, что это первый случай в истории.
Камиль смотрел на него с изумлением:
– Ничто вас уже не шокирует?
– Я продолжу? Вы не способны ничего достичь, потому что вы всегда в горизонтальном положении. Допустим, вас ждут там-то, но вас нет, и люди говорят: господи, какой же он рассеянный, но я-то знаю, проснулись вы с лучшими побуждениями и даже отправились туда, где вас ждали, но по пути встретили кого-то, и что же? Вас затащили в постель.
– А там и день прошел, – сказал Камиль. – Вы правы, как вы правы.
– На чем основана любая карьера… впрочем, не важно. Так вот. Ваш памфлет не опубликуют, пока ситуация не изменится. Что до вашего отца, при чем здесь ненависть, просто он слишком о вас печется, как я и как множество других людей. Господи, до чего же я от вас устал.
В пятницу д’Антон провел день в суде и просидел над бумагами всю субботу. Его лицо осунулось от усталости.
– Сделайте одолжение, – он встал и нетвердой походкой приблизился к окну, – если собираетесь покончить с собой, потерпите до среды, в среду у меня слушание дела об экспедиции груза.
– Я возвращаюсь в Версаль, – сказал Камиль. – Мне надо поговорить с Мирабо.
– Бедняга. – Д’Антон засыпал на ходу. – Сегодня будет жарко, как никогда.
Он распахнул ставни, впуская солнечные лучи.
Затруднение Камиля состояло не в недостатке сна, а в том, чтобы воссоединиться с личными вещами. Уже некоторое время у него не было постоянного адреса. Едва ли д’Антон способен понять его трудности. Когда появляешься там, где жил прежде, как сказать: «Руки прочь, я просто заскочил за чистой сорочкой»? Тебе не поверят. Решат, это предлог.
И снова он в дороге. Путь от Парижа до Версаля может занять часа три. Несмотря на все затруднения, он добирается до дома Мирабо, когда нормальные люди садятся завтракать. Он выбрит, сменил белье и причесался – скромный молодой адвокат (каким он себя видит), ожидающий приема у великого человека.
Тейтш округлил глаза и втолкнул его в комнату.
– Назначили новый кабинет, – сказал слуга. – А его не включили.
Мирабо расхаживал по комнате, на лбу графа вздулась вена. На мгновение он замер на месте.
– А, это вы. Были у проклятого Филиппа?
В комнате было полно людей: злые, беспокойные лица. Депутат Петион уронил потную ладонь ему на плечо.
– Отлично выглядите, Камиль, – заметил он. – А вот я не спал всю ночь. Вы знаете, что Неккера скинули? Новый кабинет соберется утром, если найдут министра финансов. Трое уже отклонили предложение. Неккер все еще популярен, но на сей раз у них получилось.
– Происки Антуанетты?
– Так говорят. Ночью некоторые депутаты думали, что их арестуют.
– Самое время для арестов.
– По-моему, – рассудительно заметил Петион, – кое-кому из нас следовало бы вернуться в Париж. Вы согласны, Мирабо?
Мирабо злобно уставился на депутата. Да как он смеет меня перебивать!
– Так почему вы еще здесь? – прорычал граф, притворяясь, будто забыл имя Петиона.
Как только известия достигнут Пале-Рояля, подумал Камиль… Он подошел к Мирабо:
– Габриэль, я должен идти.
Мирабо притянул его к себе, ухмыляясь неведомо чему, и ручищей откинул волосы с его лица. Кольцо царапнуло по губе.
– Мэтр Демулен хочет поучаствовать в маленьком мятеже? Сегодня же воскресенье, Камиль, почему вы не на мессе?
