Робеспьер. Не понимаю, какое отношение мольба о милосердии имеет к литературной проституции.
Сен-Жюст. Не понимаете? Тогда объясните, почему в последнее время его принимают с распростертыми объятиями на всех аристократических званых обедах? Объясните, почему жена Богарне шлет ему льстивые благодарственные письма? Вы можете объяснить, почему результатом его писаний стали гражданские беспорядки?
Робеспьер. Не было никаких беспорядков. Только просители в Конвенте, которые закона на нарушают.
Сен-Жюст. Просители с его именем на устах. Он герой дня.
Робеспьер. Ему это не впервой.
Сен-Жюст. Кое-кто может воспользоваться его эготизмом ради осуществления своих зловещих замыслов.
Робеспьер. Например?
Сен-Жюст. Заговора против республики.
Робеспьер. Заговора кого? Камиль не замышляет никаких заговоров.
Сен-Жюст. Дантон замышляет. С герцогом Орлеанским. С Мирабо. С Бриссо. С Дюмурье, со двором, с Англией и нашими врагами за границей.
Робеспьер. Как вы смеете это утверждать?
Сен-Жюст. Вы с ним порвете? Поставим его перед Революционным трибуналом, и пусть объясняется.
Робеспьер. Давайте рассуждать здраво. Он сотрудничал с Мирабо, полагаю, вы говорите об этом. Впоследствии Мирабо утратил доверие, но Дантон знался с ним раньше, когда Мирабо еще называли патриотом. Отношения с Мирабо не считались преступлением, и вы не можете судить Дантона за прошлые проступки.
Сен-Жюст. Я знаю, вы не разделяли всеобщего заблуждения насчет Рикетти.
Робеспьер. Не разделял.
Сен-Жюст. Почему же вы не предупредили Дантона?
Робеспьер. Он ко мне не прислушивался. Впрочем, это не преступление.
Сен-Жюст. Нет? Я с подозрением отношусь к человеку, который, скажем так, отказывается ненавидеть врагов революции. Это не преступление, но это гораздо хуже, чем беспечность. К тому же здесь замешаны деньги. Как всегда, когда дело касается Дантона. Задумайтесь. Признайте, что золото всегда было для Дантона мерилом его патриотизма. Где драгоценности короны?
Робеспьер. За них отвечал Ролан.
Сен-Жюст. Ролан мертв. Вы отказываетесь видеть то, что бросается в глаза. Это заговор. Все разговоры о милосердии придуманы, чтобы посеять разногласия среди патриотов и сыграть на их лучших чувствах. Пьер Филиппо с его атакой на комитет участвует в заговоре, а Дантон – его вдохновитель. Вот увидите, в следующем памфлете они обрушатся на Эбера, потому что для захвата власти им надо убрать его с дороги. Также памфлет будет направлен против комитета. Я уверен, что они замышляют военный переворот. У них есть Вестерманн и Дийон.
Робеспьер. Дийона арестовали, обвинив в заговоре с целью освободить дофина, во что лично я не верю.
Сен-Жюст. На этот раз Камилю не удастся вытащить его из тюрьмы. Впрочем, сейчас даже тюрьмам нельзя доверять.
Робеспьер. Ах, тюрьмам? Люди говорят, что, если подвоз мяса не возобновится, они ворвутся в тюрьмы, зажарят и съедят узников.
Сен-Жюст. Люди дичают от недостатка образования.
Робеспьер. А чего вы ждали? Я забыл о поставках мяса.
Сен-Жюст. По-моему, вы отклоняетесь от темы.
Робеспьер. Дантон – патриот. Докажите мне обратное.
Сен-Жюст. Как вы упрямы, Робеспьер. Какие еще доказательства вам нужны?
Робеспьер. Кстати, откуда вы знаете, какие письма получает Камиль?
Сен-Жюст. Ах да, когда я перечислял тех, с кем Дантон замышлял заговор, я забыл упомянуть Лафайета.
Робеспьер. Это можно вменить в вину каждому.
Сен-Жюст. Да, почти каждому.
В первые недели нового года Робеспьеру предъявили некие бумаги, доказывающие, что Фабр, вне всякого сомнения, замешан в темных делах Ост-Индской компании, махинации которой сам Фабр при помощи Полицейского комитета расследовал последние два месяца. Полчаса Робеспьер сидел над бумагами, сотрясаемый унижением и яростью, пытаясь взять себя в руки. Услышав голос Сен-Жюста, он готов был бежать без оглядки, но в комнате была только одна дверь.
Сен-Жюст. Ну, что скажете теперь? Камиль должен был об этом знать.
Робеспьер. Он защищал друга. Ему не следовало так делать. Он должен был рассказать мне.
Сен-Жюст. Фабр обвел вас вокруг пальца.
Робеспьер. Заговор, о котором он заявил, имел место.
Сен-Жюст. О да. И все, кого он назвал, повели себя именно так, как он рассчитывал. Что можно подумать о человеке, который был так близко к сердцу заговора?
Робеспьер. Теперь мы знаем, что о нем думать.
Сен-Жюст. Фабр всегда поддерживал Дантона.
Робеспьер. И что?
Сен-Жюст. Не пытайтесь казаться наивнее, чем вы были.
Робеспьер. На следующем заседании якобинцев я исключу Фабра из состава клуба. Я ему доверял, а он выставил меня на посмешище.
Сен-Жюст. Они все выставили вас на посмешище!
Робеспьер. Пора мне задуматься. Я слишком доверяю людям.
Сен-Жюст. У меня есть доказательства, которые я готов предъявить.
Робеспьер. Мне известно, что теперь считается доказательствами. Слухи, доносы и пустая риторика.
Сен-Жюст. Вы намерены и дальше упорствовать в заблуждении?
Робеспьер. Вы выражаетесь как священник, Антуан. Помните, как говорят вам на исповеди? Признаю, мои поступки были ошибкой. Я видел, что они делают, слышал их слова, а мне следовало заглянуть им в душу. Я намерен вывести всех заговорщиков на чистую воду.
Сен-Жюст. Кем бы они ни были. Каким бы значительным ни был их вклад в революцию, он должен быть пересмотрен. Революция замерла. Они тормозят ее своими разговорами об умеренности. Стоять на месте значит откатываться назад.
Робеспьер. Вы смешиваете метафоры.
Сен-Жюст. Я не какой-нибудь литератор. Я способен на большее, чем заниматься словоблудием.
Робеспьер. Дался же вам Камиль!
Сен-Жюст. Да.
Робеспьер. Его ввели в заблуждение.
Сен-Жюст. Это не только мое мнение, а мнение всего комитета. Мы считаем, что он должен ответить за свои поступки, и верим, что он не уйдет от наказания из-за привязанности, которую вы к нему питаете.
Робеспьер. В чем вы меня обвиняете?
Сен-Жюст. В слабости.
