– Стойте! – прокричал ему вслед д’Антон.
Демулен обернулся. Д’Антон поравнялся с ним.
– Вижу, вы не привыкли выигрывать. Вам положено сочувствовать адвокату проигравшей стороны.
– Зачем вам сочувствие? Вы получили гонорар. Пустое, давайте лучше прогуляемся – мне не терпится оказаться подальше отсюда.
Однако д’Антона было непросто сбить с толку.
– Это лицемерие, которого требуют приличия. Таковы правила.
Камиль Демулен с сомнением всмотрелся в собеседника.
– Так мне можно ликовать?
– Если вам угодно.
– Я могу сказать: «Чему только учат в конторе мэтра Вино?»
– Если хотите. Мое первое дело было похожим на ваше, – сказал д’Антон. – Я защищал пастуха от его сеньора.
– Однако с тех пор вы продвинулись далеко вперед.
– Вы хотите сказать, не с точки зрения морали. Вы отказались от гонорара? Думаю, да. И я ненавижу вас за это.
Демулен встал как вкопанный.
– Неужели, мэтр д’Антон? Неужели ненавидите?
– Господи, да бросьте вы. Мне просто показалось, что вам по душе сантименты. Их в суде было предостаточно. Вы вели себя с судьей неуважительно, едва ли не оскорбительно.
– Я всегда так себя веду. И как вы заметили, редко выигрываю. Как думаете, д’Антон, я просто очень плохой адвокат или мне не везет с делами?
– Какая вам разница, что я думаю?
– Будьте беспристрастны.
– Как я могу быть беспристрастным? – Все вокруг только и говорят о тебе, подумал д’Антон. – Мне кажется, вам следует брать больше дел и вести себя более предсказуемо. И не отказываться от гонораров, как делают прочие адвокаты.
– Какое облегчение, – промолвил Камиль. – Лаконично и исчерпывающе. Сам мэтр Вино не сказал бы лучше. А сейчас вы похлопаете себя по растущему брюшку и заявите, что мне нужен жизненный план. Мы в курсе, что происходит в ваших конторах. У нас есть шпионы.
– Что не отменяет моей правоты.
– Многие не могут позволить себе адвоката.
– Да, но это проблема общественная, и вы за нее не отвечаете.
– Ваш долг – помогать людям.
– Неужели?
– Да, хотя я предвижу возражения. Вероятно, если смотреть с философской точки зрения, следует оставить их догнивать, но если это происходит у вас под носом…
– За свой счет?
– Никто не позволит вам делать это за чужой.
Д’Антон всмотрелся в собеседника. Неужели он это всерьез, подумал он.
– Вы порицаете меня за то, что я пытаюсь заработать на жизнь.
– Заработать? Это не заработок, а мародерство, грабеж, и вам это прекрасно известно. Полно, мэтр д’Антон, вы смешны, защищая эту корыстную позицию. Вы должны понимать, что, когда случится революция, вам придется выбирать, на чьей вы стороне.
– А революция позволит нам зарабатывать на жизнь?
– Мы должны надеяться. Однако мне пора, я должен быть у клиента. Завтра утром его повесят.
– Такое часто случается в вашей практике?
– Моих клиентов всегда вешают. Даже в имущественных и матримониальных спорах.
– И это как раз такой случай? Клиент вам обрадуется? Он может решить, что вы его подвели.
– Может. Кстати, это одно из вещественных дел благодати – посещать узников. Вам же это известно, д’Антон? Вас же воспитывали в лоне церкви? Я коллекционирую индульгенции и прочее в том же духе, поскольку считаю, что могу умереть в любое мгновение.
– Где ваш клиент?
– В Шатле.
– А вам не кажется, что вы идете в другую сторону?
Мэтр Демулен посмотрел на него так, словно д’Антон сморозил глупость.
– Видите ли, у меня свой маршрут. – Он помолчал. – Д’Антон, чего ради вы тратите время на пустую болтовню? Лучше бы суетились, зарабатывая себе имя.
– Может быть, я нуждаюсь в отдыхе от системы, – сказал д’Антон.
В черных светящихся глазах его коллеги была робость жертвы, измождение загнанного зверя.
Д’Антон подался вперед:
– Камиль, что вас гнетет?
У Демулена были широко расставленные глаза, и то, что д’Антон принимал за свойство характера, представляло собой лишь анатомическую причуду. Однако пройдет много лет, прежде чем он это поймет.
Это продолжилось; одна из бесед за полночь, прерываемая долгими паузами.
– И главное, – сказал д’Антон, – ради чего? – После наступления ночи и выпитого вина он чаще бывал настроен критически. – Провести жизнь, подыгрывая капризам и прихотям болвана вроде Вино.
– Так ваш жизненный план предполагает нечто большее?
– Всегда следует метить выше, в любом деле нужно стремиться к вершине.
– У меня тоже есть честолюбивые мечты, – сказал Камиль. – В школе я вечно мерз, а еда там была отвратительная. И я смирился, просто принимал холод как данность, а о еде порой забывал. Разумеется, если меня обогреть и накормить, я буду крайне признателен; думаю, в этом нет ничего зазорного – жить на широкую ногу, и чтобы в камине ревел огонь, и каждый вечер ходить по званым ужинам. Разумеется, рассуждать так – проявление слабости. Еще мне хотелось бы просыпаться каждое утро рядом с любимой женщиной. Не хвататься за голову с криком: «Господи, что было этой ночью, как меня угораздило?»
– Не так уж много вы хотите, – сказал Жорж-Жак.
– Но стоит чего-нибудь достичь, тут же приходит отвращение. По крайней мере, так говорят. Я ничего не достиг, поэтому не мне судить.
– Вам следует решить, что делать дальше, Камиль.
– Отец хочет, чтобы после экзамена я вернулся домой и помогал ему с практикой. И снова он не… Меня хотят женить на кузине, это условлено много лет назад. Мы женимся на кузинах, чтобы не распылять семейные деньги.
– А вы против?
– Нет, не против. Какая разница, на ком жениться?
– Неужели? – Жорж-Жак думал совершенно иначе.
– Однако Роз-Флер придется переехать в Париж. Я не вернусь домой.
– Какая она?
– По правде сказать, толком не помню, мы редко виделись. А, вы насчет внешности? Хорошенькая.
– Вам все равно, на ком жениться, но неужели вам не хочется влюбиться?
– Конечно хочется! Но невозможно жениться на всех сразу.
– А ваши родители? Какие они?
– В последнее время они не разговаривают. Это старинная семейная традиция – жениться на тех, кого вы на дух не переносите. Есть подозрение, что мой кузен Антуан, тот, что из Фукье-Тенвилей, убил свою первую жену.
