Наступило молчание, которое прервал Эро, коротко попрощавшись. После его ухода разговор вернулся к прежнему тону вымученной веселости, который задавал Фабр. Разошлись рано. Позже, лежа в кровати, Люсиль спросила:
– Что случилось? Наши званые ужины всегда имели успех.
– Что ж, – ответил Камиль, – полагаю, это конец цивилизации, какой мы ее знали. – Затем устало добавил: – Видимо, причина в отсутствии Жоржа.
Он отвернулся от Люсиль, но она знала, что он не спит, прислушивается к звукам ночного города: черные глаза вглядываются во тьму.
Что-то пошло не так, рассуждала она. По крайней мере, после того как Сен-Жюст покинул Париж, Камиль стал чаще общаться с Робеспьером. Робеспьер понимает его, он разберется, в чем дело, и объяснит ей.
На следующий день Люсиль навестила Элеонору. Даже если она и впрямь любовница Робеспьера, это не сделало ее счастливее и уж точно не сделало любезнее. Элеонора свела разговор к обсуждению Камиля.
– Он, – промолвила она с отвращением, – может заставить Макса делать все, что ему заблагорассудится, никто больше на такое не способен. Макс всегда вежлив и вечно занят. – Она наклонилась к Люсиль, пытаясь выразить свою душевную муку. – Встает рано, садится за письма. Затем идет в Конвент. Потом в Тюильри по делам Конвента. После отправляется к якобинцам. В десять вечера заседание комитета. Возвращается под утро.
– Он себя не жалеет. Но чего вы от него ждали? Он такой.
– Он никогда на мне не женится. Говорит, как закончится нынешний кризис, но он никогда не закончится, вы согласны, Люсиль?
Несколько недель спустя Люсиль с матерью встретили на улице Анну Теруань. Они не сразу ее признали. От былой привлекательности не осталось и следа. Она исхудала, а щеки запали так, словно она лишилась всех зубов. Анна прошла мимо – что-то промелькнуло в ее лице, но с ними не заговорила. Анна вызывала у Люсиль жалость – жертва времени.
– Никто больше не назовет ее красавицей, – заметила Аннетта и улыбнулась. Последние ее дни рождения проходили, как она выражалась, незаметно. Мужчины в большинстве своем по-прежнему смотрели на нее с интересом.
Она продолжала видеться с Камилем в дневные часы. Теперь он старался держаться подальше от Конвента. Многие монтаньяры выполняли различные миссии за пределами столицы, многие депутаты правого крыла, голосовавшие против казни короля, оставили дела государства и сбежали из Парижа. Более семидесяти депутатов подписали протест против изгнания Бриссо, Верньо и остальных; теперь они сидели в тюрьме, и только забота Робеспьера спасала их от трибунала. Франсуа Робер был опозорен, Филипп Эгалите ожидал суда, Колло д’Эрбуа усмирял мятежников в Лионе. Дантон наслаждался деревенским воздухом. Сен-Жюст и муж Бабетты Филипп Леба отбыли в действующую армию. Робеспьер пропадал в Тюильри по делам комитета. Камиль и Фабр устали считать пустые места на скамьях. Не осталось ни тех, к кому они испытывали симпатию, ни тех, с кем привыкли переругиваться. Да и Марат был мертв.
Теруань пришла на улицу Кордельеров через несколько дней после званого ужина. Одежда висела на ней, она выглядела грязной и отчаявшейся.
– Я хочу видеть Камиля, – заявила она.
Во время разговора Анна отворачивалась, словно одновременно вела монолог, который собеседника не касался. Камиль услышал ее голос; до ее прихода он праздно сидел, уставившись в пространство перед собой.
– Я гляжу, моя дорогая, – заметил Камиль, – вы окончательно подурнели. Если это все, что осталось от ваших женских чар, то раньше вы мне нравились больше.
– Ваши манеры, как всегда, образец совершенства, – сказала Теруань, глядя на стену. – Что это? Вот эта гравюра. Кажется, этой женщине собираются отрубить голову?
– Это Мария Стюарт, любимый исторический персонаж моей жены.
– Странно, – глухим голосом проговорила Теруань.
– Садитесь. Хотите чего-нибудь? Теплого питья? – Жалость переполняла Люсиль – кто-то должен накормить Анну, расчесать ей волосы, заставить Камиля прикусить язык. – Может быть, мне уйти?
– Да нет. Если хотите, можете остаться. Или уйти. Не важно.
Когда гостья подвинулась ближе к свету, Люсиль заметила шрамы у нее на лице. Она знала, что несколько месяцев назад толпа женщин избила ее на улице. Как она страдала, подумала Люсиль, не приведи Господь. Горло сжалось.
– Это не займет много времени, – сказала Теруань. – Вы не догадываетесь, чего я хочу?
– Я не знаю, чем вы занимаетесь, – ответил Камиль.
– Вам известно, кому я симпатизирую. На этой неделе людей Бриссо отдадут под суд. Я одна из них. – В ее ровном голосе не было страсти. – Мне близки их идеалы, я поддерживаю их действия. Мне не нравится ваша политика, мне не нравится Робеспьер.
– Это все? И ради этого вы пришли?
– Я хочу, чтобы вы немедленно отправились в секционный комитет и обвинили меня. Я пойду с вами. Я не стану ничего отрицать и повторю то, что сказала сейчас.
Люсиль:
– Анна, что с вами случилось?
– Она хочет умереть, – улыбнулся Камиль.
– Да, – прошептала Анна тем же безразличным тоном.
Люсиль кинулась к ней, Теруань оттолкнула ее руки, Камиль бросил на гостью яростный взгляд. Анна отступила, переводя взгляд с Камиля на Люсиль.
– Нет ничего проще, – сказал Камиль. – Выйдите на улицу и крикните: «Слава королю!» И вас немедленно арестуют.
Анна подняла костлявую руку и дотронулась до брови. Там белел шрам.
– Я говорила речь, – сказала она. – И тогда это случилось. Меня хлестали кнутом. Били ногами в живот и топтали. Я думала, что не выживу. Это плохая смерть.
– Тогда, может быть, лучше в реку, – сказал Камиль.
– Обвините меня. Идемте прямо сейчас. Вы будете довольны. Вы же хотите мне отомстить.
– Да, – сказал он, – я хочу отомстить, но с чего вы взяли, что заслуживаете достойного конца? Я могу ненавидеть людей Бриссо, но чего ради им путаться с грязным ничтожеством вроде вас? Нет, Теруань, вы сдохнете на улице, как Луи Сюло. Вы примете смерть там, где ее найдете, от рук того, кто окажется рядом. Надеюсь, вам недолго осталось ждать.
Выражение ее лица не изменилось, глаза робко скользили по ковру.
– Умоляю.
– Уходите, – сказал Камиль.
Она опустила голову и, пряча глаза, поплелась к двери. Вернитесь, крикнула Люсиль.
– Она хочет лишить себя жизни. – Люсиль указала на гостью, словно в этом была необходимость.
– Нет, не хочет, – сказал Камиль.
– Какой ты жестокий, – прошептала Люсиль. – Если есть ад, ты будешь гореть в аду.
Дверь за Анной закрылась. Люсиль бросилась к Камилю. Ей хотелось его ударить, причинить ему боль в отместку за это существо, больше напоминавшее призрак, за несчастную, которая выползла на улицу под дождь. Все с тем же отстраненным выражением на лице Камиль перехватил ее запястья. Люсиль содрогнулась с головы до пят, слезы хлынули из глаз.
