Петион умиротворяющим жестом поднял руку. За время их с Робеспьером знакомства Петион раздался вширь; на лице сиял глянец успеха.
– Полагаю, не стоит выносить этот вопрос на всеобщее обсуждение, – заметил Верньо. – Мы могли бы договориться приватно.
– Я не собираюсь ничего обсуждать приватно.
– Послушайте, Робеспьер, – сказал Бриссо, – нам хотелось бы, чтобы вы поддержали нас в вопросе войны. Недопустимое промедление в международных…
– Почему вы хотите воевать с Австрией и Англией, когда наш враг у нас под носом?
– Там? – Движением головы Верньо указал в сторону королевских апартаментов Тюильри.
– Там и со всех сторон.
– С нашими друзьями в министерстве нам нечего их опасаться, – сказал Петион.
– Дайте мне пройти. – И Робеспьер протиснулся мимо.
– Он становится патологически подозрительным, – заметил Петион. – Когда-то мы были друзьями. Говоря без обиняков, я опасаюсь за его вменяемость.
– У него есть сторонники, – заметил Верньо.
Бриссо последовал за Робеспьером, на ходу беря его под руку. Верньо смотрел им вслед.
– Вцепился, как пес, – заметил он.
– Что? – не расслышал Петион.
Бриссо не отставал:
– Робеспьер, речь идет о министерстве – мы предлагаем вам пост.
Робеспьер отпрянул, выдернул рукав.
– Мне не нужен пост, – произнес он хмуро. – Нет такого поста, который мне подошел бы.
– Четвертый этаж? – спросил Дюмурье. – Он так бедствует, этот Ролан, что живет на четвертом?
– Жить в Париже недешево, – ответил Бриссо, защищаясь. Он тяжело дышал.
– А знаете что, – сказал Дюмурье раздраженно, – вам не обязательно бежать, раз уж вы за мной не поспеваете. Лучше я вас подожду, не имею желания заходить один. Так вы уверены?
– Он опытный администратор… – Бриссо перевел дух, – отличный послужной список, превосходный здравый смысл, и жена – женщина незаурядных талантов, безусловно разделяющая наши цели.
– Кажется, я понял, – сказал Дюмурье. Он сомневался, что их цели совпадают.
Манон сама открыла дверь. Она выглядела слегка растрепанной и очень, очень усталой.
Генерал Дюмурье с преувеличенной старорежимной галантностью поцеловал ей руку.
– Мсье дома? – спросил он.
– Он только что заснул.
– Полагаю, вы можете изложить ваше предложение мадам, – сказал Бриссо.
– А я полагаю, что нет, – пробурчал Дюмурье и обернулся к хозяйке. – Будьте добры разбудить его. У нас есть предложение, которое может его заинтересовать. – Он оглядел прихожую. – И оно означает, что вы переезжаете. Возможно, дорогая, вам пора заняться упаковкой фарфора?
– Не может быть, – сказала Манон. Она выглядела очень молодой и тщетно пыталась сдержать слезы. – Ты меня дразнишь. Разве такое возможно?
На сероватом лице ее мужа отразилось легкое недоумение.
– Едва ли мсье Бриссо станет шутить, когда речь идет о формировании правительства, дорогая. Король предлагает Министерство внутренних дел. Мы… я… принял предложение.
Верньо спал в доме номер пять на Вандомской площади, в апартаментах мадам Доден, но кто-то же должен был покинуть постель ради Дантона. То, что Верньо знал о Дантоне, заставляло его против воли проникнуться к нему восхищением, однако у Дантона был серьезный недостаток – он слишком много работал.
– Почему Ролан? – спросил Дантон.
– Потому что больше никого не нашлось, – вяло ответил Верньо. Он устал от бесконечных расспросов о Ролане. – Потому что он покладист и благоразумен. А кого бы вы хотели? Марата?
– Роланы называют себя республиканцами. Полагаю, вы такой же.
Верньо невозмутимо кивнул. Дантон изучал его. Почти сорок, роста и ширины плеч для внушительности маловато. На бледном массивном лице виднелись мелкие оспинки, крупный нос более или менее сочетался с маленькими, глубоко посаженными глазками, в то время как остальные черты лица как будто принадлежали другому человеку. Верньо был совершенно незаметен в толпе, но на трибуне Национального собрания или в якобинском клубе, когда все замирали, а зрители на галереях вытягивали шею, он преображался. На трибуне Верньо становился неотразим, а его мягкий голос изящно сочетался с ладной фигурой. Горделивая осанка наводила на мысль об аристократическом происхождении, в карих глазах горел огонь. «Обратите внимание, – говорил Камиль, – это огонь себялюбия».
– Хотелось бы видеть на этом месте человека, который смыслит в том, чем намерен заняться, – мягко заметил Дантон.
Из друзей Бриссо этот самый приятный, подумал он. Вы мне нравитесь, Верньо, но вы ленивы.
– Республиканец в министерстве… – начал он.
– …необязательно республиканский министр, – закончил Верньо. – Впрочем, посмотрим.
Он небрежно листал газеты на столе. Дантон полагал, что таким способом он демонстрирует легкое презрение к собеседнику.
– Вам следует посетить их, Дантон, если вы намерены преуспеть в жизни. Выразить восхищение мадам. – Заметив выражение на лице Дантона, он прыснул. – Начинаете понимать, в какой переплет угодили за компанию с Робеспьером? Ему стоило бы смириться с войной. Его популярность никогда не была такой низкой.
– Дело не в популярности.
– Не для Робеспьера, согласен. Но вы, Дантон, куда стремитесь вы?
– Вверх. Верньо, не хотите рискнуть вместе с нами?
– С нами?
Дантон начал говорить, запнулся, впервые осознав, что едва ли знакомством с его друзьями стоит гордиться.
– Эро де Сешель, – промолвил он после паузы.
Верньо поднял тяжелую бровь.
– Вас всего двое? А куда подевались мсье Камиль и Фабр д’Эглантин? А мсье Лежандр? Забивает скот? Смею заметить, все эти люди полезны вам, но я не стремлюсь оказаться в их числе. Я выступаю за войну, поэтому сижу с теми, кто придерживается таких же взглядов. Однако я не называю себя бриссотинцем, что бы это ни значило. Я сам по себе.
– Хотелось бы мне, чтобы все мы могли сказать о себе так же, – ответил Дантон. – Но отныне это невозможно.
Однажды в конце марта Камиль проснулся, одержимый одной мыслью. Он беседовал с военными – среди которых был генерал Дийон, – и они рассуждали, что, если войны не избежать, стоит ли противопоставлять себя веяниям времени и общественному мнению? Чем стоять на пути у неизбежного, не лучше ли встать во главе?
Он разбудил жену и изложил ей свои мысли.
– Меня тошнит, – сказала Люсиль.
В половине седьмого Камиль мерил шагами гостиную в доме Дантона. Дантон обозвал его болваном.
