– А кто был наверху?
– Синие рубашки. Фалангисты.
– Фанатичные убийцы, – говорит Вивиан.
– Вот в этом-то все дело, – равнодушно отвечает Табб. – Чем крепче убеждения, тем кровопролитней бой.
Фотограф окидывает угрюмым взглядом высоту, откуда доносится очень частая трескотня выстрелов.
– Там, наверху, по всему судя, и у тех и у других убеждения крепки. За идею воюют.
– Видели, как раненые наши вниз шли, а пленных фалангистов – нет, – замечает Табб. – Взяли кого-нибудь?
Чим вдруг принимается с особой тщательностью протирать объективы своей «лейки» и скупо роняет в ответ:
– Я же сказал: там фалангисты.
– Ты снял это? – метнув на него быстрый взгляд, спрашивает Табб.
– Не смог.
– Вот те на…
– Их было человек пять-шесть, кое-кто ранен… Их допрашивали. Все довольно молодые. Но тут пришел Ларри и прогнал меня. Сказал: «Сходи-ка покури».
– Их убили? – вздрогнув, спрашивает Вивиан.
– Откуда мне знать? Наверно…
– Наверно?
– Я слышал выстрелы, но это ни о чем не говорит – гремело целый божий день.
Очередной снаряд, не оповестив о своем появлении, рвется между подножием высоты и сосняком. Журналисты в кювете пригибаются.
– Да я и не успел ничего больше увидеть, – продолжает Чим, – потому что начался обстрел, франкисты пошли в контратаку. И с тех пор не прекращается.
– Удачные кадры есть?
– Свет был хороший, так что, наверно, кое-что получилось. Три кассеты извел: снял, как люди лезут по склону, бой наверху, раненые, пара убитых… Но пока не проявлю, сказать трудно.
– Дашь какой-нибудь снимок для моего репортажа? – спрашивает Вивиан.
Чим вопросительно смотрит на Табба. В этой поездке они работают вместе.
– Обсудим, – отвечает Табб.
– Не жмись, Фил.
– Обсудим, я сказал.
Смирившись, американка кивает. Она отлично знает, что есть неписаные законы ремесла. В таких ситуациях все они действуют сообща, помогая друг другу, если надо, но на последнем этапе гонки каждый за себя.
Появляется водитель-испанец Педро. Он бледен и пригибается больше, чем надо. Небрит, под глазами синяки. Совершенно очевидно, что он хотел бы находиться сейчас в Барселоне, в Управлении по делам печати или где-нибудь еще, но только не здесь. В руках у него – странного вида пакет с финиками.
– Хотите?
Каждый берет по горсточке. Финики очень сладкие.
– Где взял?
– Да там… Мавр какой-нибудь оставил.
Вивиан жует вязкую сахаристую мякоть.
– Что слышно новенького?
– Из новенького – одно, но важное. Нам надо отсюда уносить ноги.
– Это еще почему? – удивляется Табб.
– Потому что здесь небезопасно. Франкистская артиллерия действует все активней, и началось общее контрнаступление.
– А я думал, дела идут неплохо.
– На войне «неплохо» через минуту превращается в «хуже некуда». В общем, штаб бригады приказывает нам вернуться на тот берег.
– Прямо сейчас?
– Немедленно.
– Но мы же приехали, чтобы увидеть все это…
– Хорошенького понемножку.
– Скверный признак, – замечает Вивиан.
Испанец беспокойно оглядывается по сторонам, тем самым подтверждая ее правоту.
– Нас могут отрезать. – Педро смотрит в сторону невидимой отсюда реки. – Фашисты потопили много лодок и снова вывели из строя переправу. Покуда эти мостки починят…
– Я никуда не пойду, – резко заявляет Чим.
Все смотрят на него с удивлением.
– Что так? – интересуется Вивиан.
Фотограф, выплюнув косточку, трет свой широкий расплющенный нос.
– Здесь сейчас будет жарко, и я не собираюсь взирать на это с другого берега. У меня еще четыре невскрытые кассеты.
– Не мели ерунды, а?
– Я остаюсь.
– А как же приказ подполковника Ланды?
Чим выплюнул еще одну косточку:
– Да шел бы он… У нас есть разрешение генерального штаба сопровождать батальон Джексона. А батальон Джексона – здесь.
Табб, до этой минуты не проронивший ни слова, слегка щурится.
– Очень может быть, – говорит он спокойно, – что завтра в это время сопровождать нам будет особо некого.
– Вот тогда и посмотрим, – запальчиво отвечает Чим. – А вы, если хотите, можете катиться.
– Я не сказал, что собираюсь уходить, – со всегдашней мягкостью говорит Табб.
Журналисты переглядываются: Чим хмурится, Табб спокоен, Вивиан, дожевывая последний финик, пребывает в нерешительности.
– Ладно, – говорит она наконец. – Хватит разговоров. Мы остаемся.
Педро возмущен:
– Да у вас шарики за ролики закатились!
– Какие шарики? – спрашивает Вивиан.
– Такие… В голове которые… Не важно. О дьявольщина! Случись что, отвечать-то мне.
– Скажешь, что не нашел нас, – предлагает Чим. – Или что, как ни бился, не смог заставить уехать.
Испанец уныло поднимается на ноги.
– Ладно, – говорит он, видя, что делать нечего. – Пойду поищу местечко потише, где бы можно было переночевать. А вы, ради бога, сидите тут. И не вздумайте лезть на высоту.
– Будь покоен.
Когда он исчезает за соснами, со склона торопливо спускаются два санитара с носилками, на которых лежит раненый. В этот миг вблизи рвется снаряд. Осыпая их комьями земли и осколками. Оба падают ничком вместе с носилками, но, когда рассеивается пыль, поднимается только один. Чим глядит на это жадными глазами охотника, вдруг вылезает из кювета и направляется к ним, на ходу готовя камеру. После секундного замешательства Вивиан, словно взметенная какой-то силой, даже не успев сообразить, что делает, вскакивает и бежит следом.
Санитар, который остался невредимым, но явно оглушен, пытается оттащить носилки, меж тем как его напарник лежит неподвижно. Вивиан склоняется над ним – крупный осколок пробил ему дыру у основания черепа. Тут уж ничем не помочь, думает она, зачарованно глядя на еще дымящееся отверстие, откуда уже не течет кровь. Раненый, наполовину сползший с носилок, стонет и ворочается на земле, пока очнувшаяся наконец Вивиан втаскивает его на них и хватается за свободные рукояти, поднимает носилки и слышит рядом, как щелкает фотоаппарат Чима. И вдвоем с санитаром они тащат носилки к соснам.
Потом она возвращается к кювету, где фотограф перематывает пленку, и Табб встречает коллегу радушной улыбкой:
