Поднимаю на человека, который годами пугал меня, помутневшие глаза и отчаянно жду, что он скажет хоть что-то обнадёживающее или не скажет самое страшное.
– Мы встряхнули чучело, он буровит, что толкнул Кота в море и упёр на катере.
– Нет, пожалуйста, – всхлипываю и закрываю лицо руками, разрыдавшись. – Пожалуйста, не говорите, что он…
– Мы не знаем, Маша, – Лиля тоже начинает плакать. – Игорь хорошо плавает, замечательно держится на воде. Но они были далеко от берега.
– Если Зураев не травмировал его и не ранил, – Савельев режет без ножа, – то есть шанс, что Кот выберется. Однако мои парни перестарались, и узнать у чмошника подробности ближайшие часа три-четыре не получится. Так что, девочки, будем ждать.
И мы ждём. Минуты тянутся как часы. Ждём новостей. Я сижу молча в углу дивана, даже не двигаюсь. Тело онемело и застыло. Лиля тоже смотрит в одну точку, иногда поглаживая меня по руке. Савельев часто поглядывает то на часы, то кому-то бесконечно звонит.
А я медленно умираю. По молекулам, по клеткам. Чувствую, как внизу живота ощутимо тянет, но не могу отреагировать, словно меня изнутри бетоном залили. И только одна мысль бьётся красным: живи! Живи, Котовский! Разве у тебя нет причин, чтобы жить? Я, наш малыш, о котором ты ещё не знаешь, Мила, Лиля. Ты нам нужен. Мы не справимся без тебя, Игорь, не сможем. Я точно не смогу. Не хочу.
Глава 44.
Когда щёлкает входная дверь, я даже не реагирую. Странное состояние изменённого сознания. Только как-то вскользь цепляю взглядом на электронных часах на полке над телевизором зелёные цифры: четыре семнадцать.
В гостиную входят Игорь и Захар.
– Ну, мать твою, – высказывается Савельев. – Знал же, что живучий. Котяра же.
– Игорь! – Лиля вскакивает с дивана и бросается к нему на шею.
Кот бегло прижимает её к себе, целует в щёку и отодвигает, направляясь ко мне. А я даже встать не могу, будто приросла. Едва поднимаюсь, пошатываясь, но не успеваю и шага сделать навстречу, как колени слабеют окончательно, а перед глазами стелется густой туман.
– Маша!
Чувствую, как сильные родные руки подхватывают меня, крепко прижимая к себе.
– Блин, успокоительных, что ли, дайте ей, – бубнит Савельев, а я всё слышу, но словно через вату, и тело будто парализовало.
– Какие на хрен успокоительные, – это уже, кажется, Захар. – Игорь, на диван её давай, ей вообще сейчас нельзя нервничать.
Тише, Зернов, я сама хотела. Кто ж виноват, что не успела…
Стакан воды приводит меня в относительную дееспособность. Я справляюсь с дурнотой и сажусь, как только могу крепко сжимаю руку Игоря, боюсь, что он снова куда-то денется. И вдруг понимаю, что в гостиной больше не Кот является центром внимания. А Лиля вообще улыбается.
И когда поднимаю глаза на Кота, вижу во взгляде такие эмоции, от которых мне в грудь будто чем-то ударяют. Я совсем не могу разобрать: больно мне или тепло становится. Мы так и застываем, глядя друг другу в глаза.
– Так, нам тут всем пора. Лиля, я тебя отвезу, – Захар подгоняет всех присутствующих скорее оставить нас одних. Обещает Савельеву, что Кот завтра ему перезвонит.
Когда дверь за ними захлопывается, я опускаю глаза.
– Прости, Игорь. Я хотела сказать сегодня.
– Давно знала?
– Две недели почти. Я боялась сказать.
– Ну и дура.
Грубость хлещет пощёчиной. Больно. Глаза, которые я по-прежнему не могу поднять на него, снова наполняются слезами.
– Мне жаль.
– Жаль ей, – Кот встряхивает меня за плечи, вынуждая посмотреть на него. – Маша, ты совсем, что ли?
Его голос как-то прерывается, а потом он подхватывает меня на руки, крепко прижимая к себе, и несёт по лестнице наверх в спальню.
– Тебе ведь можно? – шепчет, опуская на кровать, аккуратно прикасается пальцами к моему животу. А я киваю в ответ.
Мне сейчас жизненно необходима наша близость. Чтобы осознать, что он здесь, живой и здоровый. Что я жива. Потому что последние часы я тысячу раз успела умереть в муках.
Кот стаскивает с меня одежду, потом с себя.
– Я весь в соли. Отпустишь в душ?
– Нет!
Я прижимаюсь губами к его плечу, слизываю соль и запах моря с кожи. Благодарю стихию, что вернула мне моего Котика, моего любимого. Сейчас я не хочу даже ласк, хочу его внутрь, соединиться, почувствовать.
Игорь словно слышит мои мысли. Накрывает меня и медленно входит. Замираем так оба, глубоко дыша и глядя друг другу в глаза. И не разрываем взгляды до самого конца.
Он любит меня осторожно, будто я вот-вот растаю вместе с предрассветным туманом, но так глубоко и чувственно, как, кажется, ещё ни разу не любил. Даже одновременный оргазм не заставляет нас закрыть глаза. Мы смотрим и смотрим, проникаем друг в друга взглядами в самые души, глубоко-глубоко.
И только после финала целуемся. Так же мягко и чувственно. Открыто и откровенно.
Когда я ещё млею, лёжа на постели и глядя в окно, за которым уже полным ходом идёт рассвет, Игорь выходит из душа, обернув бёдра полотенцем. Садится на постель и долго смотрит на меня.
– Маш, море кое-что отобрало у меня. Взяло плату, так сказать, – бегло улыбается. – Я хотел поговорить с тобой вечером за ужином.
Подтягиваюсь на подушке и смотрю внимательно на него.
– Мне повезло, меня подобрали рыбаки на небольшом рыбацком катере. У них тут кое-что попалось, – он раскрывает ладонь, и я вижу маленькую тёмную жемчужинку. – Кольцо я потерял, а ждать ещё день не хочу. Прости, что так. Мы и так с тобой столько лет потеряли, Стрекоза.
Мне кажется, я не слышу, как бьётся моё сердце. Обычно в волнительные моменты оно грохочет, а сейчас будто спряталось и качает кровь тихо-тихо.
– Мария Карташова, не окажешь мне честь стать Котовской? Моей Стрекозой по праву. Моей женой, – протягивает мне вместо кольца жемчужинку. – Маша, выходи за меня замуж.
Эпилог
Я стою и смотрю на себя в зеркало в полный рост. Красивое пышное белое платье, длинная фата, мерцающий макияж. Я невеста. Почти жена. Почти Котовская. Но по факту я уже давно его. И мне так хорошо на душе от этой мысли. Нет, не прыгать и скакать хочется, а закрыть глаза, вдохнуть полной грудью и насладиться этим ощущением сполна.
Мне нравится принадлежать Игорю. Во всём. Это не имеет ничего общего с понятием «вещь», потому что я для него целый мир, как и он для меня.
Ещё раз глубоко вдыхаю и поворачиваюсь, ловлю внимательный взгляд Леры. Мне ничего не нужно ей сейчас говорить, потому что она видит, сколько желания и света в моих глазах. И счастья. Такого искреннего, неразбавленного, такого долгожданного и настоящего.
