Это легко, понятно и просто, но во всём остальном, что касается Марианны, ситуация кажется провальной.
И как же дерьмово у меня на душе…
Я еще помню предыдущий рассвет, встреченный мной и Марианной вместе, как начало чего-то нового, прекрасного, даже воздух казался чище, а солнце — ярче, чем обычно.
Но новый рассвет окунает меня с головой в беспросветную тьму.
Я снова и снова прокручиваю данные с разных видеокамер. Нарезка выстраивается в стройный логический ряд.
Вот Марианна рядом с одним близнецом.
Вот она рядом со вторым близнецом. Вот они втроем, воркуют…
Один уходит. Но второй остается рядом с моей Мари, как приклеенный.
Факт в том, что Мари сбежала.
Я всем сердцем хотел верить, что спонтанное решение моя взбалмошная Анна-Мария приняла после того, как отец объявил о помолвке.
Но факты говорят обратное.
Я восстановил все по секундам, перепровел сотни раз, каждый раз мечтая ошибиться, жаждая получить озарение, понять, что я проебал важный момент или растолковал что-то неверно.
Но факт в том, один из близнецов потащил мою Мари в кусты до того, как папаша заявил о моем будущем браке с Большаковой.
Камера засняла парочку со спины. Близнец наклонился к губами Марианны. Для поцелуя. Не очень хороший обзор, другого на том участке нет, но и этого хватает!
Мари его не оттолкнула. Дала себя поцеловать. Пусть украдкой, но все же…
Марианна изменила мне с другим.
Потом папаша объявляет о моей помолвке, Мари прячется за спину фон Бергера.
От меня скрывается, гадина брехливая.
Снова шушукаются, короткий, жадный…
Прячется и убегает.
Марианна сбежала с фон Бергером под ручку!
Работала с фон Бергером на удивление слаженно.
Еще бы знать, с каким из близнецов она убежала в закат, чтобы взорвать его к чертям!
Разрезать мудака на кусочки, заставить истекать кровью и молить о пощаде, продлить как можно дольше его мучения, не дать подыхать мрази и наслаждаться каждым криком агонии того, кто посмел украсть мое.
Он же украл. Заставил.
Вынудил.
Да?
Еще раз пересматриваю пленку.
Ищу признаки того, что Марианну похитили.
Но выводы делаю совсем неутешительные.
Никто не похищал Марианну.
Она сама этого захотела. Захотела до того, как узнала о моей женитьбе на другой девушке.
— Надымил. Топор вешать можно! — каркает отец.
Я выбрасываю руку с пистолетом в его сторону.
— Не подходи ко мне со спины!
— Открою окна, здесь дышать нечем…
Отец прихрамывает до окон, распахивая их настежь. Сизый дым вытягивает клубами наружу, вот бы и мою тоску, которую не выгрызть, вытянуло точно так же.
Но не выходит.
Я снова смотрю на видео, составленное из кусочков.
Мари сбегает с другим. Мой персональный ад, повторяющийся снова и снова.
Эмоции буйствуют внутри лютым ураганом, кромсающим на кровавые ошметки.
Думал, что там давно пустота, но от пустоты не бывает больно дышать.
Чувствую себя нездоровым, смертельно больным. Мой устоявшийся мир хладнокровного циника ничем нельзя было поколебать. Но Марианне удалось это сделать.
Что-то ломается, рушится до основания.
Перед глазами темнеет. Воздух кажется ядом, с трудом протискивается в легкие.
Их жжет.
Пытаюсь вырвать с мясом картинки, выжженные на сетчатке: моя девочка в объятиях другого, дает ему себя обнимать, трогать.
Она — другая с ним, я со стороны ее совсем не узнаю.
Отхожу к окну.
Случайно ловлю отражение в окне и с трудом узнаю в том постаревшем, нахмурившимся мужике — себя. Мне как будто лет двадцать сверху присыпали.
Я не могу выразить то, что чувствую сейчас. Никогда не был силен в изливании собственных эмоций, их всегда было катастрофически мало.
Сейчас после шквала эмоций меня раскатывает блином по раскаленной поверхности ревности и злости.
Начинает казаться, что я схожу с ума. Вернее, давно сошел, а этот миг — лишь краткий проблеск, за которым снова темнота и полное отсутствие контроля. Ревущий хаос в голове вместо мыслей и желание зверствовать накачивают кровь убойной дозой адреналина.
От ускоренного пульса виски пульсируют предельно частыми вспышками боли, а потом… резко отсекает.
Словно рухнул вниз с обрыва. Слишком долго все шло именно к этому. Я знал, что однажды все закончится. Но всегда считал, что привычно — на моих условиях.
Я намеревался носом рыть землю. Ради поисков Марианны. Хотел убить того, кто забрал ее против воли, а сейчас что?!
Вернуть насильно, приковать лживую тварь наручниками к кровати? Трахать, когда вздумается? Смотреть в ее красивое лицо, любоваться, как она красиво кончает, слушать, как лепечет всякий лживый бред про любовь и ненавидеть ее за ложь и предательство?
Ненавидеть так сильно, что в голове становится пусто, а внутри — лишь сгоревшие руины. Уродливые, чернеющие провалы там, где, как казалось, зашевелилось что-то хорошее.
Обманулся.
Потери на вкус, как зола.
Она скрипит на зубах, от нее колет пересохшие губы.
Слышится звук скольжения ножек кресла по полу. Отец занимает мое место у мониторов и просматривает записи.
— Фон Бергер. Сукин ты сын, мелкий паршивый ублюдок… — матерится отец. — Посмотрите-ка, чем они мне отплатили за долгие годы мирного соседства, за неоднократную помощь, за предложение выгодного сотрудничества. Поднялись на ступеньку выше и решили, что можно украсть у меня под носом?!
Бухает по столу кулаком.
— Дитмар. Да-да. Это точно он, — щурится отец.
— Как ты их различаешь? — спрашиваю безразлично. — Для меня они на одну рожу.
— Я смотрю глубже! — огрызается отец. — К тому же я с ними провел немало времени, подметил повадки. Фон Бергеры поплатятся за это. Ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Получат желанную войну, фашисты проклятые! Но сначала — Шахин.
— Да. Сначала — Шахин.
— Марианна сбежала с семейной ценностью! — напоминает мне отец. — Этот плевок в лицо я простить не смогу. Я…
— Успокойся, отец. Не стоит грозить Марианне карой небесной.
Имя девушки дается мне с большим трудом. Слова застревают в горле комком.
