Могила Котонэ выглядела свежей, что и неудивительно: всего месяц прошел. Холмик, плита. Столбик мне по колено. А что еще я ожидал увидеть?
Почему мне кажется, что чего-то не хватает?
– Когда она утонула?
Я в упор посмотрел на Асами. Женщина мгновенно потупилась. Хорошо хоть, на колени не упала.
– Месяц назад, – произнесла Асами едва слышно.
Слова горшечника подтверждались.
– Ее похоронили как положено?
– Да, господин.
– Священник? Молитвы? Похоронный обряд?
– Да, господин. Священник прочел молитвы, провел обряд. Мой муж плакал.
Я снова уставился на могилу – будто надеялся, что из-под земли прозвучит ответ: чего именно здесь не хватает? Духи способны говорить с живыми (способны, я знаю!), но тут нет никого, кто мог бы мне ответить. Под холмиком покоится безмолвный и бездушный прах, а дух Котонэ пребывает в теле ее сына.
Я огляделся по сторонам. Приметил в отдалении за деревьями небольшой храм, какие есть почти при каждом кладбище. Разглядел загнутые коньки крыши цвета мокрой глины, ступени, ведущие ко входу. Со стороны храма, пробиваясь сквозь ровный гул дождя, долетало журчание ручья.
Ну, храм, ну ручей. Чем мне это поможет?
Я в третий раз глянул на могилу. Постоял, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль. Не поймал.
– Я увидел все, что хотел. Возвращаемся.
Вертлявая мысль, едва я перестал ее ловить, сама явилась ко мне, когда мы вернулись к воротам кладбища.
Табличка с посмертным именем. Таблички на могиле не было. Точно, не было. Почему? Спросить у Асами? Без толку. Она не знает ответа, а если и знает, не скажет.
* * *
– Мерзавец! Голову мне морочить вздумал?!
Ухватив тщедушного перерожденца за грудки, я с маху приложил его спиной об забор. В заборе что-то жалобно хрустнуло. Или это в спине? В спине – даже лучше.
– Когда тебя утопили?! Отвечай!
Разносчик поперхнулся: когда я на него набросился, он, как обычно, что-то жевал. Глаза Мэмору вылезли из орбит, лицо обрело цвет панциря вареного краба. Перерожденец отчаянно закашлялся – сотрясаясь всем телом, перхая горлом, отплевываясь. Я поспешил отстраниться – для общего блага. Если он меня заплюет, я ему, паршивцу, все кости переломаю!
Расторговался Мэмору раньше обычного: когда мы вернулись с кладбища, он был уже во дворе, проверял коптильню. Едва я увидел его, как у меня от голода живот свело и кишки узлами завязались. Сейчас бы кожаную подошву съел! Может, у этого прохвоста еще остался тофу?..
Теперь понятно, почему он так быстро управился. Если и с другими людьми рядом с Мэмору происходит то же самое – это настоящий дар будды для разносчика! Кто его ни увидит – бегом бежит, еду покупает! Полкорзины, не меньше. В три-четыре двора зашел, пару прохожих встретил – вот и с барышом.
Это ж какой талант полезный, а?!
Завидев входящую во двор жену, Мэмору вознамерился устроить ей выволочку: где это она бродит в отсутствие мужа?! Но в итоге без промедления огреб сам.
– …Нед-да…
– Что?
– Неда-кха…
– Отвечай!
– Неда-кха-кха… Недавно!
Мне отчаянно захотелось вмазать жалкому лжецу кулаком по физиономии. Так, чтобы нос хрустнул. Чтобы кровь… Так захотелось, что даже голод отступил. Не знаю, как я сдержался. Может быть, вовремя вспомнил: в этом тщедушном, но все-таки мужском теле – женщина.
Старуха. Мать.
Бить слабую женщину?
Мои глаза все сказали ему – ей! – ясней ясного.
– Месяц! Месяц назад!
– И это по-твоему недавно?!
– Простите, виновата! Месяц, как этот негодяй меня утопил!
– И месяц ты скрывал… скрывала фуккацу?!!
– Простите, умоляю! Старая я, глупая. Испугалась, растерялась. Думала сперва – обойдется. Ну, вроде как я – Мэмору, поганец этот. А потом не смогла. Уразумела: все одно себя выдам. Да и неправильно это! Не по закону. Верно я говорю? Не по закону, да! Вот я и пришла… Чтоб все по закону, чтобы грамота… А когда, как давно – забыла сказать. Старая я, дряхлая, память дырявая… Вы уж простите меня, дуру окаянную…
Забыла она, как же. О законе вспомнила, вот прямо сейчас! Вот про «все одно себя выдам» – это, похоже, правда.
– Тебе известно, что за сокрытие фуккацу положено наказание?
Молчит, в землю смотрит.
– Суровое наказание! Чтобы другим неповадно было.
Сгорбился, лицо прячет. На лице – страх, ужас. Не спрячешь, я все вижу.
Пожалуй, достаточно.
– Явишься завтра к Часу Лошади в управу Карпа-и-Дракона. Решу, что с тобой делать, какое присудить наказание. И попробуй только не явиться! Рассказать, что тогда будет?!
– Н-не надо! Простите!
– Смотри у меня!
– Смотрю! Простите! Я приду! В Час Лошади!
Уже на выходе из квартала, хлюпая деревяшками гэта по кривой и грязной улице, я вспомнил, что не спросил у перерожденца: почему на могиле нет таблички с посмертным именем. Мое упущение. Но не возвращаться же теперь?
Завтра явится в управу – спрошу.
__________________________________
[1]Асами – Утренняя красота.
[2] Час Лошади – с 12 до 14 часов дня.
[3] Час Змеи – с 10 до 12 часов утра.
[4] Час Обезьяны – с 16 до 18 часов дня.
ГЛАВА ПЯТАЯ: ОСТРОВ ДЛЯ РОДНОЙ МАТЕРИ
1
Страх порождает черных демонов
Не иначе, вчерашнее утро получило сегодня новое рождение. Все повторялось в точности. Унылый мелкий дождь зарядил, едва я вышел за ворота. Возвращение за зонтом. Моя постыдная спешка. Невозмутимо вышагивающий позади Широно…
– К вам посетитель, Рэйден-сан, – уведомил секретарь, едва я переступил порог. – Ждет в общей приемной.
– Благодарю, Окада-сан.
Если ко мне снова заявился сосед-горшечник… Нет, не горшечник.
– Я велел тебя явиться в Час Лошади! А ты когда пришел?
– Умоляю сжалиться…
– Иди вон отсюда! Вернешься, когда назначено.
– Прошу, простите!
Кажется, Мэмору стоило немалого труда заставить себя опуститься передо мной на колени. С чего бы это? Какой-то разносчик… Ничего, справился. Опустился. Ткнулся лбом в пол.
– Не гоните, прошу! Я пришел с заявлением. Она ушла!
– Кто ушел? Кто пришел?
