– Говоря откровенно, ваш более ранний приезд ничем бы не помог на сей раз. Теперь все не так, как десять лет назад. Благодаря моей великодушной жене я пытался купить у инквизиторов жизнь Вальса, Консула, а также их семейств, после того как Вильяреал ушел от них ни с чем. Я сделал это, думая о донне Бланке и о Пере Онофре Агило. Как дела у моего друга?
– Пере Онофре не встает с постели и пребывает в глубоко подавленном состоянии. Он считает себя виноватым в случившемся несчастье.
– Агило здесь совершенно ни при чем. На свете нет человека лучше его.
Кабальеро Палоу подошел к буфету и взял серебряный колокольчик. Тут же с поклоном вошел слуга.
– Прикажи на кухне приготовить плотный завтрак и, как только он будет готов, подай его в библиотеку.
Чужеземец, следуя за Палоу, миновал четыре залы с уходящими ввысь потолками, украшенными балками красного дерева. Стены были увешаны квадратными картинами, привезенными из дальних стран, некоторые из них были огромными. Черная шкатулка с инкрустацией из слоновой кости напомнила юноше похожую вещицу, которая стояла в одной из комнат во дворце вдовы Сампол в Ливорно. Огромная овчарка вбежала в залу и, бросившись к гостю, обнюхала его на пороге библиотеки. Здесь часть стен закрывали не картины, а книги. Остальное пространство занимали портреты священников и вельмож. Хозяин усадил юношу в глубокое кресло, обитое темным дамастом, в тон портьерам на окнах и дверях. Сам же остался стоять, а затем принялся прохаживаться по комнате.
– Покуда вы будете оставаться на Майорке, вы сможете жить в этом доме. Я поселился здесь всего два месяца тому назад.
– Благодарю вас, но у меня есть каюта на судне. Сеньора шлет вам поздравления в связи с вашей свадьбой, она очень благодарна, что вы сообщили о ней.
– Вы не привезли мне от нее письма?
– Нет, сеньор. Она написала вам, но затем порвала письмо. Сочла, что, ежели приключится несчастье и меня схватят, это может быть опасно. Она передала эти деньги, чтобы помочь заключенным…
Юноша извлек спрятанные в складках одежды два туго набитых кошелька, однако Себастья Палоу их не принял.
– Они уже не нужны. Увезите их назад. Скажите сеньоре, чтобы она употребила их на благочестивые дела. И верните ей кольцо.
– Сеньора сказала, что оно принадлежит Вам: SP – это ваши инициалы.
– Но я же его подарил ей. Мы уговорились, что она примет этот дар, чтобы использовать с благородной целью на благое дело, – иначе она никак не соглашалась его принять.
– И она его использовала.
– Да. А Гарц совершил страшную глупость, отправившись с кольцом к Шраму. Тот, судя по всему, немедленно сообщил об этом своему исповеднику…
– Мне повезло больше, чем Габриелу Вальсу и Консулу. Я вернул кольцо ровно восемь месяцев назад. Сеньора попросила меня отдать его вам, если оно не поможет спасти узников. Примите его как свадебный подарок.
– Скажите ей, что я сделал все, что было в моих силах. Все, – повторил Палоу, не отрывая взгляда от кольца. – Я подкупал служащих инквизиции, делал щедрые подношения церкви в счет святого суда, как меня научили. Благодаря этому меня не тронули, но как только я заводил речь о том, чтобы смягчить приговор заключенным, все мои просьбы отвергались. Лишь в первые месяцы мне удалось подкупить алькальда, чтобы он помогал Вальсу. А затем все было напрасно. Главный инквизитор, с которым я встречался, чтобы попросить о снисхождении, остался непреклонен. Его, как и остальных членов суда, деньги не прельщают, и как я ни пытался найти у этого человека хоть какое-нибудь уязвимое место, чтобы воздействовать на него, мне так это и не удалось. Он показался мне сродни хорошо защищенной крепости, взять которую не представляется возможным. А о милосердии он и слышать не хотел, только о правосудии.
Себастья Палоу замолчал. Он наконец остановился и, сев напротив гостя, пристально посмотрел на него. Затем продолжил негромко:
– Скажите вашей сеньоре – быть может, это послужит ей слабым утешением, – что никто ничего бы не смог сделать. Даже она сама, превратись она в мужчину, как ей, по ее же словам, нередко хотелось. Пусть она успокоится.
– Можете не бояться, сеньор, я передам ей все слово в слово.
Палоу, казалось, не слышал юношу. По крайней мере, он не поблагодарил его за любезность. Правда, тут же спросил позволения сделать одно признание. Верность даме, которой служил юноша, была гарантией его чести.
– Донна Бланка, – начал Палоу, – видимо, пресытившись бесконечными стихами, устав от писем с уверениями в любви и от моей настойчивости, однажды потребовала от меня какого-нибудь доказательства моих чувств. Она поинтересовалась, что я готов сделать ради нее. Я же ответил: все, что она ни пожелает, что только ни скажут ее уста. Она на мгновение задумалась, а затем широко улыбнулась мне и воскликнула: «Я хочу, чтобы вы сделали то, чего я сделать не могу, но очень бы хотела…» С тех прошло много лет, десять, если не ошибаюсь, и наконец я исполнил это… но ничего не добился…
– Я должен вам отплатить за откровенность. Моя сеньора…
– Вы мне ничего не должны. Не будем считаться. Это не достойно людей благородных.
Стук в дверь прервал Себастья Палоу. Слуга поставил поднос с завтраком на письменный стол. Хозяин жестом пригласил юношу отведать угощение.
– Один вопрос, сеньор, – произнес Перес, проглотив фрукты в сиропе. – Сеньора жила неподалеку отсюда? Я сам год и четыре месяца тому назад бродил по улице, расположенной между этим домом и садом, полагая, что она живет именно здесь.
– Да, это был когда-то ее дом. Когда же донна Бланка уехала с Майорки, первый муж моей жены перед свадьбой купил его, чтобы увеличить свои владения, расположенные как раз по соседству. Она вовремя скрылась: инквизиция ни за что бы не упустила случая конфисковать столь огромные владенья. И вот ведь как бывает: мы с вами только что прошли по залам, где ваша сеньора, должно быть, принимала капитана Гарца.
– Но Гарц с ней всего лишь беседовал, – резко прервал Палоу юноша.
– Она ведь брала пример с Эсфири. Не знаю, как далеко зашла она в своем самопожертвовании – или в своем ослеплении… Юдифь соблазнила Олоферна…
– Это неправда, – возразил Жоао. – Я уверен.
– Отчего же? – с любопытством спросил Палоу, от волнения снова поднявшись. Он снова заходил по комнате, поигрывая кольцом.
– Мне было поручено свести счеты с капитаном Гарцем. Он признался, что история, которую он повсюду рассказывал, им выдумана.
– В огромных домах, подобных этому, – прибавил Палоу, – слуги иногда выполняют миссию, которая им обычно несвойственна. Сеньора месяца два держала в услужении камеристку, девушку необыкновенно красивую и решительную. Она была способна развлекаться с поклонниками донны Бланки, выдавая себя за нее. Гарца пригласили, чтобы договориться с ним о помощи евреям…
