– Ветер усиливается, а значит, мы не можем отплыть, – говорит капитан, раздраженный настырными просьбами Вальса немедленно поднять якорь. – Корабль наверняка разобьется. Надо дождаться, когда буря стихнет. Нельзя удаляться от порта и плыть ночью в такую погоду… Лучше подождем до утра.
– Господи Боже, просвети меня, – взывает Габриел Вальс де Вальс Старший про себя. – Подскажи мне, что нам делать.
Потом спрашивает у Виллиса, могут ли они остаться в трюме, если плыть опасно. Капитан советует им сойти с корабля:
– Если вас хватятся, то наверняка решат, что вы здесь. Во всей бухте нет больше ни одного корабля. И если вас обнаружат здесь, то и с меня спустят шкуру, не посмотрев, что я иноземец. Когда море утихнет, я дам вам знать.
– А где гарантия, что вы не сбежите с нашими деньгами? – спрашивает Консул.
– Даю вам честное слово, – с досадой отвечает капитан, задетый за живое вопросом Консула.
Детей, заснувших было в изнеможении, спешно будят.
– Детки, мы возвращаемся домой, – обращаются к ним женщины, – чтобы вы могли хорошенько отоспаться в ваших кроватках.
– Да хранит нас Адонай! – твердят старики, в страхе перед тем, что им опять предстоит перебираться с шебеки на бот, который, как скорлупа, вот-вот перевернется на волнах.
– Я боюсь, я хочу ехать с тобой, а не с женщинами, – говорит Мария Помар Рафелу Онофре тоненьким, едва слышным голоском.
– Ты должна быть рядом с моей матерью. С тобой будет все в порядке, моя ненаглядная, ведь я так тебя люблю.
Вынужденная высадка на берег всем кажется страшной бедой – всем, кроме Изабел Таронжи: она единственная из них уверена, что Господь услыхал ее мольбы. Вновь увидеть чад своих – вот о чем она просила Его с самого утра, с той самой минуты, как склонила ласковое и бледное свое лицо над еще спящими детьми и попрощалась с ними, говоря, что они с братом будто бы едут навестить больную тетушку.
– Будем возвращаться так же, как шли сюда, – говорит раввин. – Мы успеем до того, как закроют ворота Сьютат. Если вас остановят часовые, знаете, как отвечать: ходили-де гулять на мол, а там нас задержал сильный ветер.
Первыми высаживаются женщины и дети. Ветер вздымает их шали и юбки. Они визжат от страха, видя, как бот бьется о корпус шебеки. Старая Айна Сегура препоручила себя и Яхве, и, на всякий случай, Христу из церкви Святой Евлалии: вдвоем-то они надежнее ее защитят. Садясь в бот, она поделилась этим по секрету с Полонией, но та ее как следует отчитала. Дети трепещут, как листья на ветру, матери пытаются их охранить. Морякам приходится грести что есть мочи, чтобы одолеть волны. По счастью, ветер их подгоняет к берегу. Эта часть людей уже на суше. Мокрые с головы до ног, они идут к городу. Солнце еще высоко, но скоро уже сядет.
– Детки, спойте песню, которую мы поем, собирая виноград, – говорит Китерия своим сыновьям, стараясь подбодрить их.
Налегке бот возвращается быстрее. Уже готовы те, кто поедет следующими. Первой сходит с шебеки Рафела Миро. Ее мужу не хочется ехать вместе с ней, и он отстал, чтобы переправиться вместе с мужчинами. Подошел черед тетушки Толстухи: она прыгает в бот, и тот едва не переворачивается. Дочь Дурьей Башки никому не доверяет дитя, которое хнычет от голода.
– Наверно, молоко плохое, – судачат кумушки при виде вечно хмурой Айны.
Ребенка шалью привязали ей к груди, чтобы у нее были свободны руки, но вдруг, спускаясь в бот, на середине лестницы она, теряя равновесие, сильно наклоняется. Младенец летит в воду.
– Я не умею плавать! – кричит она.
Добравшись до бота, она продолжает голосить, стонать и рвать на себе волосы. Один из моряков бросился в море. Он сражается с волнами, пытается схватить малютку, но когда наконец вынимает его из пучины и поднимает на борт шебеки, губы ребенка уже синие и он не дышит. Его прижимает к груди Изабел Таронжи, потому что мать младенца, впав в отчаяние, не понимает, на каком она свете. Так и держа мертвого ребенка, Изабел пересаживается в бот и не выпускает из рук этой невесомой ноши все время, пока они плывут к берегу.
– Мы гуляли по молу Порто Пи, когда случилось несчастье, – наставляет раввин тех, кто идет в порт. – Один моряк бросился его спасать, но опоздал. Все понятно? А тот, кто видел, как все произошло, не должен добавлять ни слова.
Раввин рассыпался в благодарностях перед моряком. Сам-то он не решился прыгнуть в море. Подумал, что не сможет спасти ребенка, захлебнется, и теперь это его огорчает. А мальчик-матрос оказался очень храбрым. Айна все зовет своего сына. Она идет с мертвым ребенком на руках среди остальных женщин. Изабел Таронжи беззвучно плачет. Их встречает золотистый закат, подернутый пепельно-сиреневой дымкой. Чайки кружат над их головами, задевая на лету друг друга. Носятся стайками первые в этом году стрижи.
Последним сходит с бота Габриел Вальс. До него высадился Консул с сыновьями, Пере Онофре Марти, помогший Вальерьоле, прозванному Филином. А еще Жоаким и Балтазар Дурья Башка и Рафел Онофре Вальс де Вальс Старший. На борту «Эола» уже нет никого из их людей. В порту нет ни души при таком-то ветрище.
– Если никто не видел, как бот шесть раз ходил взад и вперед, все будет хорошо.
Раввин верит в это. Он вымок до нитки, продрог и неимоверно устал. И все же он идет быстрым шагом и поторапливает всех. Не хватало им ночевать под открытым небом!.. Вот тогда-то непросто будет объяснить свое отсутствие в городе!
На губах Вальса – угрюмая усмешка: его лицо, похожее на волынку, которую распирает от веселой музыки, превратилось в темную щимбомбу
[119]. Он чувствует свою вину. Он один отвечает за неудачный побег. Это он решил, что нужно сесть на корабль. Он договорился с капитаном, выбрал тех, кому больше всех грозила опасность, сказал, кто должен бежать и кто останется. Он уверял, что Адонай никого из них не покинет, оскорбил их, назвав маловерами, когда они заколебались. Он просил у Адоная ветра, и Бог послал ему ветер, да только не попутный. А что, если он – раввин, учитель – отвергнут Господом?.. В одно мгновение ока все обернулось против него. Даже смерть младенца – это его вина. Разве не просила Айна Кортес не заставлять ее уходить из дому с ребенком на руках? И кто как не он убедил ее не оставлять мальчика в приюте? Кто как не он принудил Айну взять с собой обрекшего ее на позор ребенка, чтобы избавить его от бед в свободных землях, где он, Габриел Вальс, обещал заняться сам его воспитанием и сделать из него настоящего иудея?
Солнце уже готовится к своим похоронам. Яркие облака с красной каймой словно преподносят ему погребальные венки. Первая кучка бежавших прошла сквозь ворота Святой Екатерины, она входит в город со стороны Коста де Санта Креу, движется по улице Ви и минует Пон д’Орландиске. Они слышат, как на церкви Смоковницы звонят часы.
– Шесть! – сосчитала Мария Помар, которая идет вместе со свекровью.
