Пуля пролетела мимо, потому что Вильсон ударил Лоре по руке, и кубинец свирепо обернулся к нему, между тем как капитан и доктор бросились на помощь к Вильсону, но их остановил крик Распа:
– К насосу, к насосу, или вы убьете Дача Пофа.
Эстера дико вскрикнула и, воображая, что этим может помочь мужу, ухватилась за резиновый рукав.
Этот крик и ее поступок спасли жизнь Вильсона, потому что Лоре прицеливался в его голову в упор, и выражение на его лице показывало, что он решился убить кого-нибудь. Увидев движение Эстеры, он опустил револьвер, заткнул его за пояс, и пользуясь случившимся и как бы взяв это предлогом для своей мести, он схватил острую саблю, которая была на нем, и перерезал рукав.
Эстера снова вскрикнула и застыла, как все другие. Рукав, извиваясь как живое существо, быстро пополз по палубе, но вся натура этой женщины внезапно переменилась. Из кроткого, робкого создания, она превратилась в существо, презирающее жизнь и сбросившее с себя всякий страх. Бросившись на Лоре, она схватила саблю и хотела вырвать ее. Перерезанный рукав освободил двух человек, а то Эстере пришлось бы плохо. Капитан Стодвик, не имея уже надобности стоять у насоса, бросился к ней на помощь с железным молотком в руке, который попался ему под руку, а доктор схватил рычаг, но получил тяжелый удар сзади, потому что на зов Лоре сбежались матросы, и образовалась схватка.
Глава XL. Планы Распа
Дачу Пофу еще не суждено было умереть, потому что, когда он, задыхаясь, старался добраться до лестницы, пока еще не совсем лишился чувств, к нему явилась помощь.
Дач догадывался, что это сделал Лоре, и мысль, что Эстера осталась во власти этого негодяя, сводила его с ума. Голова его начала кружиться, он зашатался и приятные, старые воспоминания начали мелькать перед ним – те дни, когда он гулял с Эстерой по солнечным деревенским переулкам, где она призналась ему в своей любви; все казалось так весело и прекрасно. Он не чувствовал боли, сознавал, что дошел до лестницы, и хотел подняться, когда темное облако закрыло ему глаза – потом было какое-то потрясение, столкновение, и он не помнил больше ничего.
Потрясение было от того, что дернули за спасательную веревку, а столкновением – удар шлема по лестнице, потому что когда на палубе началась борьба, Расп кликнул Окума и Полло, и вместе с ним они вытащили Дача из воды за несколько минут. Положив его на палубу, Расп быстро наклонился и отвинтил шлем, потом вместе с Окумом они оттащили бесчувственного Дача подальше от происходившей драки.
Минуты через три Окум и Расп почувствовали, что всякое сопротивление с их стороны будет бесполезно, видя как капитана, Мельдона и Вильсона швырнули вниз, а за ними и Паркли в его тяжелой водолазной одежде. Потом победители накинулись на Джона Стодвика, который лежал на том самом месте, куда его бросили, тяжело дыша, и несмотря на крики его сестры, тоже бросили вниз, а ее саму потащили в переднюю каюту.
– Я все это припомню, Сэм Окум, – шепнул Расп, – и за все это заставлю когда-нибудь расплатиться негодяя.
– Когда-нибудь, – шепнул Сэм Окум, – то есть в нынешнюю ночь.
– Зачем вы притащили сюда эту собаку? – вскричал кубинец, подойдя с саблей в руке к распростертому Дачу, с которого Эстера снимала шлем.
– Берегитесь, что вы это хотите делать? – огрызнулся Расп, отводя удар железной полосой. – Не дурачьтесь. Ну, если вы испортите резиновую одежду, где мы возьмем другую?
Кубинец бешено обернулся к нему, но странный старик нисколько не испугался.
– Зачем я его вытащил? – продолжал он. – Оттого что дело еще не кончено. Я не забыл свою десятую долю в серебре, капитан.
– Вы странный человек, Расп, – сказал кубинец.
– Странный? Я водолазом уже сорок лет, а такого случая обогатиться мне еще не представлялось. Вот как вы взбеситесь, так и испортите все.
– Пожалуй, вы правы, Расп, – сказал кубинец, засмеявшись, между тем как Эстера бросила взгляд негодования на, по-видимому, бессердечного старика. – Эй, кто-нибудь там двое, бросьте в каюту эту собаку.
Подошли два матроса, кубинец прошелся по палубе. Эстера вздрогнула, когда Расп, будто бы занимаясь шлемом, шепнул ей:
– Не сопротивляйтесь, делайте, что он велит, скоро явится помощь.
Лоре вдруг обернулся и схватил трепещущую женщину за руку.
– Довольно! – воскликнул он резко. – Ступай ко мне.
Эстера отскочила от него и хотела уцепиться за своего мужа, но вспомнила старика Распа и позволила Лоре вести себя.
– Вот это умнее, – сказал он с таким взглядом, который заставил ее вздрогнуть. – Завтра мы переменим каюты.
Он новел ее к лестнице и велел спуститься, что она и сделала, бросив трепещущий взгляд на мужа, который лежал еще без чувств, но Расп и Окум наклонились над ним. Через минуту она увидела себя в той каюте, которую кубинец устроил для себя, и очутилась в объятиях Бесси Стодвик.
– Почему они не бросили эту собаку через борт или вниз, – сказал кубинец, вернувшись к тому месту, где лежал Дач.
– К чему вы так торопитесь, – заворчал Расп. – Я не позволю портить мои шлемы и водолазные одежды. Эти вещи, может быть, принесут нам тысяч пятьдесят, а если вы их испортите, как мы их починим?
С этими словами Расп с Окумом сняли с Дача резиновую одежду и шлем.
– Теперь берите его, – сказал он, – только не вздумайте швырять вниз, как других. Он денег стоит.
Кубинец грубо толкнул ногой бесчувственного Дача, два матроса взяли его за руки и за ноги и понесли вниз.
– Если я не отрежу этому негодяю уши за все это, Сэм Окум, пусть тогда меня зовут не Расп, – сказал старик. – Мне особенно нужна эта резиновая одежда, друг мой, особенно нужна.
– Помните, сегодняшнюю ночь, – тихим голосом сказал Окум.
– Окум! – вдруг позвал кубинец.
Старик обернулся, спрашивая себя, не услыхал ли Лоре его слов, а Расп продолжал возиться с водолазной одеждой, как ни в чем не бывало.
– Что прикажете, сэр?
– Я ухожу сегодня ночью или завтра утром, чтобы все было готово.
– Хорошо, хорошо, – весело сказал Сэм.
А потом прибавил про себя: «Может быть, отправишься в дальний путь».
– Мы здесь собрали все серебро, я еще попробую одно место.
– Прекрасно, капитан, – сказал Сэм, – но…
– Что такое? – спросил кубинец, резко обернувшись.
Но берег со всех сторон был зеленый и прелестный, море спокойно, и ничто не напоминало об ужасах, происходивших на корабле, кроме кровавых пятен на белой палубе.
– Я только хотел сказать, что, будь я капитан, я не ушел бы отсюда до утра.
– Почему? – спросил кубинец, пронзительно смотря на него.
– Оттого что тут повсюду скалы, долго ли наткнуться да сделать дыру. Повиноваться приказаниям я люблю, капитан, а когда имеешь долю в грузе, так поневоле станешь осторожен.
