Пить он больше не просил. Его никто не уговаривал: ведь он ясно дал понять, что в последние дни не будет принимать лекарства ни в каком виде.
В последние недели он все реже открывал глаза, а теперь почти все время держал веки опущенными. И приподнимал лишь в особых случаях.
В четверг к нам приходил врач из нью-йоркской патронажной службы хосписов. Некоторое время он пробыл с Джином. Позднее он говорил, что за шесть лет работы в системе хосписов повидал немало людей, как молодых, так и старых, с первичными опухолями мозга, как у Джина, и заметил, что у них часто возникает «предсмертное возбуждение» или «беспокойство последней стадии» – состояние волнения, которое приходится гасить большими дозами нейролептиков, опиоидов и бензодиазепинов (транквилизаторов). Это состояние вызвано сочетанием факторов, в том числе воздействием жидкости на нервные импульсы, или других, менее физических. Может быть, возбуждение имеет социальную или духовную причину. Молодые часто беспокоятся потому, что чего-то не успели – сожалеют не просто о несбывшихся мечтах и разрушенных надеждах, но и о том, что не смогли завершить отношения и попрощаться. Очень многие переходят в эту финальную стадию, не проделав психосоциальной и духовной работы, которая принесла бы им успокоение. Это справедливо и для людей постарше, но особенно – для сравнительно молодых, как Джин. Врач сказал, что составленный Джином план завершения отношений характерен для навязчивых состояний и личностей типа А, свидетельствует о стремлении уладить все и в конечном итоге дает положительные результаты. Врач не мог не сравнить позицию Джина с позицией еще одного недавнего пациента – руководителя высокого ранга одной из крупных фармацевтических компаний. Тому перевалило за шестьдесят, он не был близок с детьми и родственниками, чужд духовности, и на последней стадии разговаривал, бормотал и даже плакал среди ночи, сердито выпаливал фамилии коллег и руководства (излюбленным «мальчиком для битья» был глава компании). Это поведение нервировало его жену и остальных близких, пришедших проститься с ним. Его пришлось успокаивать большими дозами препаратов. Он умер беспокойно.
Джину повезло не только в том, что он не чувствовал физической боли: он сумел создать для себя и окружающих позитивную атмосферу, вовремя завершив взаимоотношения и примирившись с тем, что его ждало.
– Ваш муж не тревожится, – сказал врач из хосписа. – Он абсолютно спокоен.
* * *
Один из посетителей тем днем спросил у Джина, ощущает ли тот умиротворенность.
– Да, – ответил Джин.
Посетитель спросил, чувствует ли он боль.
– Нет.
Джин объяснил, что у него не болит голова, отсутствие еды и воды тоже не причиняют никаких неудобств. И страха он не чувствовал.
– Это переход? – уточнил посетитель.
– Да, – подтвердил Джин.
– Место, куда ты переходишь, – хорошее?
– Замечательное.
Всю жизнь Джин говорил только то, что думал, и даже на пороге смерти не изменился. Лишь стал чувствовать глубже, чем когда-либо.
После продолжительного молчания Джин добавил:
– С той стороны мне оказывают поддержку.
Я не стала расспрашивать, что он имеет в виду. Похоже, ему удалось установить позитивный контакт с «той стороной». В переходе участвует его душа.
Он задремал. Мы с посетителем вышли в гостиную.
Через полчаса Джин, глаза которого были открыты шире, чем когда-либо в последнее время, позвал Дарлин. Устремленный на нее взгляд был абсолютно осмысленным.
– Пожалуйста, скажи им, – попросил Джин, – что между той стороной и этой нет боли.
* * *
Позднее Джин попросил Марианну принести ему кофе-гляссе из Starbucks. Когда она вернулась, он сделал несколько глотков. И попросил апельсинового сока из той же кофейни. Марианна поспешила выполнить просьбу. Это были первые жидкости, которые Джин проглотил за несколько дней. Врач объяснил, что поскольку Джин ничего не пьет, от обезвоживания организма отеки в мозгу спали. Именно поэтому кажется, будто Джину становится легче. Врач предупредил, что после этого сравнительно короткого и вселяющего надежду периода начнется финальное ухудшение.
В какой-то момент мы с Джиной и Марианной собрались вокруг постели Джина. Он обвел нас взглядом.
– Самое прекрасное зрелище на земле, – сказал он.
* * *
Спустя некоторое время, когда я работала на компьютере в другой комнате, ко мне вошла медсестра. Джин зовет меня, объяснила она. Я подошла к постели и услышала:
– Не могу найти реку.
– Хочешь выглянуть в окно? – спросила я. – Посмотреть на реку?
– Нет. Я не могу ее найти.
Я установила рядом с постелью фонтанчик, подаренный Марианной. Послушав журчание несколько минут, Джин кивнул:
– Так гораздо лучше.
Через какое-то время он снова сказал:
– Не могу найти реку.
И повторил уже с беспокойством:
– Не могу найти реку.
Я держала его за руку. Долго сидела рядом.
– Я могу поддерживать связь с тобой и с Божией любовью, – помолчав, объяснил он, – а с рекой никак. Ты легко входишь в контакт с рекой. Оставайся в нем, а я буду в контакте с тобой и Богом и найду Дорогу.
Он уснул. Остаток ночи прошел спокойно.
* * *
На следующее утро, в пятницу, он вновь начал искать воду и старался остаться в контакте с ней или с тем, что символизировала вода. Он вел некую борьбу.
По опыту мне известно, что перед самым концом умирающего особенно тяготят одна-две мысли. Однажды моим подопечным был человек, два года страдавший болезнями, сопутствующими СПИДу. В последние часы он всеми силами цеплялся за жизнь, лишь бы еще раз увидеть мать: он знал, что она спешит к нему на самолете. Через два часа после ее приезда он умер. Но многие умирают, не дождавшись исполнения последних желаний. Тело наотрез отказывается служить им.
С тех пор как Джину поставили диагноз, он часто беспокоился о том, как я выдержу первые полгода после его смерти. Он боялся моих страданий.
Я знала, что эти мысли не давали ему покоя.
Приехали сестры Джина, Роза и Линда. Он сумел уделить им несколько минут.
Днем он попросил меня сделать так, чтобы его ноги поднялись на 20 градусов, а голова – на 40.
– Зачем? – удивилась я.
– Тело, которое покидаешь, связано с водой, – объяснил он. – Покидая его, надо находиться в таком положении… Это удобнее всего.
Мне вспомнилось, что тибетские монахи верят, будто умирать надо в положении сидя, потому что сознание покидает тело через высшую точку, и если оно выходит из головы, то смерть произойдет максимально осознанно и поможет в дальнейшей реинкарнации. Невозможно было выяснить, читал Джин об этом тибетском учении, слышал или же знания пришли к нему из другого, неизвестного источника – может быть, даже изнутри.
