Они будто забыли о том, что сами же заставили его взять на себя командование. И если их вождь выглядел усталым, вернее, обессиленным, то случилось так потому, что ноги, которые достались ему не по собственной воле, были слишком коротки, к тому же ему приходилось препираться со своими подчиненными из-за каждого нового приказа. Прячась в кустах, Коротыш сказал себе: «О да – люди отличаются от фунгусов. Они беспрекословно подчиняются своим начальникам, в отряде же фунгусов любой осмеливается давать указания тому, кто командует». Впрочем, все это большого значения не имело, особенно сейчас, когда их единственная цель заключалась в том, чтобы спасти собратьев, прятавшихся за скалами, и разбить армию людей.
Коротыш вернулся к отряду и собрал фунгусов вокруг себя:
– Смотрите, что у меня есть.
Он показал им желтое знамя с символом «()», пробитое испанскими пулями и запятнанное высохшей человеческой кровью и старыми спорами фунгусов. Оно было измято, края обтрепались. Все посмотрели на флаг, который объединил их в день Великой битвы. Сейчас знамя должно было вдохновить их на борьбу – и фунгусы принялись ощупывать ткань пальцами, тысячами своих пальцев. Коротыш чувствовал, как обжигают их воспоминания. Целые облака спор, словно стая комаров, взметнулись в воздух и опустились на флаг. Наконец командир отряда взял знамя, обвязал им свою цилиндрическую грудь и сказал:
– Помните, что люди убили Кривого!
Подбодрив своих солдат ложью, Коротыш повел отряд в наступление на французский арьергард.
Три сотни фунгусов вышли из леса плотным строем, похожим на кирпичную кладку в стене. Они были преисполнены решимости и непоколебимы, но двигались медленно, сдерживая владевшую ими ярость. Коротыш выступал в первых рядах построения. В пылу сражения люди их не замечали и стреляли в противоположном направлении. Лучше и быть не могло: французы потеряют еще несколько драгоценных минут, прежде чем увидят, как триста фунгусов обрушиваются на их спины.
Неожиданно Коротыш прибавил шагу, остальные последовали его примеру. В момент атаки разница между фунгусами и людьми становилась особенно заметной: Коротыш не поднимал знамя вверх, а нес его, прижимая к груди и защищая руками. В атаку! Три сотни разъяренных бойцов, вооруженные длинными и острыми когтями, ринулись на врага, словно пушечные ядра: еще немного – и они расправятся с людьми, как с мышами. Разветвленные ноги шагали все быстрее, и наконец фунгусы бросились на солдат. Пасти, лишенные глоток, издавали рев, подобный свисту ураганного ветра в засоренной печной трубе.
К несчастью, фунгусы не учитывали важный момент, коренной для понимания человеческой цивилизации: Франция – не Испания, и французская армия сильно отличается от испанской.
* * *
Феро, La Bête, был весьма доволен ходом сражения. Артиллеристы стреляли по фунгусам, которые прятались за валунами, альпийские стрелки и подразделения таможенных войск палили по ним из винтовок. Но это отнюдь не означало, что генерал забыл об арьергарде. Там он расположил своих любимых зуавов, которые охраняли четыре таинственные повозки, на случай неожиданного нападения с тыла. Когда часовые предупредили Феро о появлении из леса толпы чудовищ, тот решил, что настало время снять с повозок полотняные чехлы. Под ними оказались великолепные mitrailleuse
[26]. Самые молодые офицеры, окружавшие генерала, возмутились: почему он не предупредил их о том, что располагает этим чудесным оружием?
– Секрет, господа, – ответил Феро, – остается секретом только тогда, когда никто о нем не знает, в противном случае это не секрет.
Mitrailleuses были похожи на маленькие пушки и казались почти игрушечными. Но это было грозное оружие. На каждом лафете располагался пулемет и трое солдат: один стреляет, другой заряжает, третий следит за тем, чтобы ствол не перегревался. Когда фунгусы под командованием Коротыша оказались на расстоянии сотни метров, Феро вытаращил свой единственный глаз и приказал открыть огонь. Стволы пулеметов выплюнули целый рой пуль: грохот поднялся такой, словно заработали веялки или тысячи молотков застучали по консервным банкам. И фунгусы стали гибнуть.
Для полного уничтожения одного дракона приходилось расходовать несколько пуль. У этих существ имелось мало жизненно важных органов, не было нервов, а множество ног и рук позволяли двигаться вперед, несмотря на десятки ранений. Но La Bête это нисколько не удручало. Нерешаемых проблем не существует: если каждый пулемет способен выпустить до трехсот пуль в минуту, использование четырех орудий доводило это число до тысячи двухсот.
Пулеметы строчили без передышки, и шедшие в атаку фунгусы валились целыми шеренгами, точно колосья, скошенные серпом. Зуавы, охранявшие лафеты, поддерживали пулеметный огонь выстрелами из винтовок. Когда они стреляли, кисточки на их фесках раскачивались, словно гибкие маятники. Бойцы перезаряжали пулеметы и винтовки и стреляли снова. Но, несмотря ни на что, драконы упорно сопротивлялись своей участи. Иной раз туловище монстра было насквозь прошито пулями, а он продолжал наступать, шагая вперед и вперед.
В душе Феро жил первобытный человек, готовый уничтожить любого на своем пути. На нем будто бы лежала каинова печать: он тоже мог бы размозжить камнем череп родного брата и получить от этого удовольствие. Как было такому человеку не радоваться при виде сотен чудищ, падающих под ударами его камней – mitrailleuses? Размахивая в воздухе саблей, La Bête кричал:
– Hourra! Бейте этих сволочей!
* * *
Коротыш видел, как справа и слева фунгусы падают замертво. Они бежали на солдат и падали, падали один за другим от града выстрелов. Коротышу казалось, что вокруг роятся тысячи разъяренных пчел. Если одна из них угодит ему в лоб, гибели не миновать. Он и вправду ощущал смерть вокруг себя. Его собратья гибли, испуская последнее чувство, и жизнь покидала тела безмолвно – так солнечным утром испаряется роса на траве.
Фунгусы выходили из строя дюжинами. Коротыш бежал, прижимая знамя к груди, и не ранили его только из-за маленького роста: пулеметы настроили так, чтобы стрелять по головам. Имелась и еще одна причина: у него были короткие ноги, он ужасно устал и двигался медленно, поэтому большинство ринувшихся в атаку фунгусов его обогнали. Раза три или четыре Коротыш споткнулся, задевая трупы, преграждавшие ему путь, но продолжал бежать, пока его нога не запуталась в конечностях какого-то мертвого собрата. Он упал, но атака впереди продолжалась: фунгусы падали – раненые или мертвые. Коротыш поднялся во весь рост, и в ту же минуту его поразили две пули. Одна вонзилась в грудь с таким звуком, словно прошила несколько слоев пробкового листа, вторая, свирепая и задорная, ужалила прямо в рот: свинец поразил нижнюю челюсть, которая у маленького фунгуса выдавалась вперед, как у бульдожки, и рассек ее на две половины. Отсеченная половинка повисла, словно никчемный ошметок. На несколько секунд Коротыш замер, не в силах осознать, что с этого момента тело его стало иным, а потом пятьюдесятью пальцами ощупал свой рот. Его осенила страшная мысль: если одна-единственная пуля может нанести такой урон, на что способны тысячи свистящих повсюду пуль? И тут Коротыш совершил открытие: фунгусы могут быть трусами.
