– Да, – ответила Майлис, не поднимая век.
– И понимаете, что они говорят?
– Нет.
– Это потому, что вы пока не говорите на их языке. Среди фунгусов нет самок и самцов, – продолжил он. – Поэтому им трудно понять, как мужчина может желать женщину. Они ощущают, что я вам совсем не нравлюсь, ни капельки. И что вы мне очень нравитесь. Хотите знать, что еще они говорят?
Майлис в негодовании открыла глаза и попятилась, чтобы оказаться подальше от поклонника. Она была заперта в мире, чьи обитатели знали все о ее чувствах, о ее предпочтениях. Здесь, в недрах Пустой горы, ее будто бы раздевали догола. Даже когда бедняжка снимала с себя одежду, она не чувствовала себя такой нагой.
* * *
В тот день, когда Майлис впервые провела в темнице целые сутки, ей стали понятны правила, которым надлежало следовать, и границы предоставленной ей свободы. Она имела право перемещаться по всем помещениям внутри горы, но стоило приблизиться к выходу, как перед ней неожиданно и словно невзначай вырастали фунгусы. Несколько чудовищ, таскавших щебень или занятых какими-то иными делами, окружали ее, преграждая дорогу. Если же она делала еще несколько шагов в сторону выхода, монстров собиралась целая толпа. Иногда она оказывалась в таком тесном окружении, что на платье оставались следы сероватой пахучей слизи.
К вечеру Майлис смертельно устала. Прошлой ночью она не сомкнула глаз и теперь валилась с ног. Она присела на какой-то камень и стала наблюдать за бессмысленной и грандиозной стройкой, на которой работали эти неутомимые существа. Ее утешала одна мысль: пока Хик-Хик пытается добиться ее расположения, он не покинет Пустую гору. А пока он здесь, чудовища тоже не выйдут наружу, а значит, Старику и Альбану ничего не грозит. Как бы то ни было, человеческие существа не в силах терпеть соседство чудовищ. Испанские войска потерпели поражение, гвардейцы тоже погибли. Может пройти много месяцев, пока ленивое и далекое мадридское правительство не начнет действовать. Оставался единственный выход. «Я должна предупредить французские власти, – заключила Майлис. – Но как это сделать, если я заперта здесь, в недрах горы?» От отчаяния сердце ее сжалось в комок, становилось трудно дышать.
К ней подошел Хик-Хик, казалось, он в любой момент знал, где она находится. Увидев, как тяжело она дышит, он предложил ей отправиться в комнату и отдохнуть – ее мигом доставят наверх. Пользуясь сарказмом, как щитом, Майлис ответила, что ложиться не спешит: не так-то просто заснуть в сырой постели. Хик-Хик дружелюбно рассмеялся:
– Вы не поняли. Одеяла из мха не греют, а создают прохладу. На дворе лето.
Пожалуй, стоило последовать его совету, тем более что наступила ночь. Майлис вернулась в комнату и легла на матрас, также сделанный из плотного зеленого мха. Однако заснуть не получалось. Вскоре она поняла причину: в сырой постели одежда промокла и мешала спать. Чтобы почувствовать мягкую прохладу мха, надо было раздеться и спать нагишом, не прикрываясь одеялами. Сняв платье и белье, она сразу ощутила, как расслабляется и обмякает тело.
Матрас из мха обволакивал ароматами леса, проникавшими ей через ноздри в мозг. Казалось, она засыпает в безмятежной тихой роще, как в детстве, когда она убегала из дома. В этой постели из голубовато-зеленого мха она, нагая, погрузилась в сладкий сон, бессознательно отдаваясь во власть грез. Лунный луч проникал через щель в стене и наполнял комнату серебристым светом, от которого ее кожа казалась еще белее. С возрастом Майлис не утратила свою красоту: упругая грудь, плотные ягодицы, длинные ноги, белые и гладкие.
Спала она беспокойно, во сне ее преследовали странные и яркие видения. Когда же она наконец крепко уснула, что-то неожиданно ее разбудило. Майлис открыла глаза и почувствовала ужас ребенка, который уверен, что у него под кроватью прячется чудовище. Однако в данном случае имелось три принципиальных отличия: чудовища существовали на самом деле; и не одно, а несколько дюжин; под кроватью они не прятались, а толпились вокруг.
Фунгусы – целая сотня или даже больше. Сколько времени они провели в ее комнате? Фунгусы: они сгрудились в тесном пространстве и рассматривали спящую Майлис. Вокруг кровати стеной стояли их туловища, а прямо над ней нависали огромные приплюснутые головы. Глаза болезненно желтого цвета смотрели на нее, не мигая.
Пока плененная Майлис жила в недрах Пустой горы, в окрестностях бродил некто, желавший покончить с Хик-Хиком. Имя его было Касиан.
Все надежды и чаяния Касиана улетучились, пока он наблюдал за Великой битвой между фунгусами и солдатами. Он видел все: боевые действия войска, неожиданную победу фунгусов, уничтожение полка и убийство Ордоньеса. Все это его изумило – не более. Зато появление в конце битвы Хик-Хика вывело Касиана из себя. Невыносимее всего было поведение фунгусов, которые беспрекословно подчинялись пройдохе. Эта картина разрушала все планы Касиана, он понял, что каким-то невероятным способом Хик-Хик завладел Властью. Но вопрос оставался без ответа: как этот ничтожный человечишка добился того, чтобы чудовища его слушались? Прибить бы его – да и дело с концом.
После битвы, когда фунгусы и их предводитель направились к Пустой горе, Касиан, держась на почтительном расстоянии, последовал за ними. Он не переставал удивляться легкости, с которой передвигались эти существа. Монстры обладали необыкновенной способностью сливаться с окружавшей их растительностью, заметить их было так же трудно, как жужелиц в куче угля. Хик-Хика окружали сотни фунгусов, и несмотря на то, что Касиан об этом знал, ему с трудом удавалось различать маячившую вдали спину в черном пальто, за которой двигались неясные тени.
Касиан выбрал удобное место недалеко от Пустой горы и принялся ждать, вооружившись терпением опытного охотника. Он занимал выгодную позицию на высокой скале, которая надежно скрывала его от чужих глаз. Оттуда он видел проход между скалами, ведущий в кауну, и замечал любого, кто направлялся туда или обратно. Рано или поздно Хик-Хик непременно появится, и тогда он разнесет ему башку выстрелом из своей замечательной двустволки. «Я потомок Филоме, – бормотал про себя Касиан. – Мои предки тысячу лет искали Власть, и мне на роду написано стать властелином».
Однажды Коротыш, которого в тот день совсем зашпыняли собратья, нещадно мутузившие его своими языками, вышел из Пустой горы, чтобы немного развеяться, и увидел Касиана. Тот сидел за белой скалой с ружьем в руках и не спускал глаз со входа в пещеру. Маленький монстр изучил намерения этого высокого рыжебородого человека, и фунгусское чутье подсказало, что перед ним низменное, жестокое, отчаянное и высокомерное существо, к тому же распоследний эгоист.
Раньше Коротыш немедленно побежал бы докладывать о своем открытии Хик-Хику. Но с некоторых пор даже его, самого мелкого из фунгусов, достали выходки и пьяная брань хозяина, удары приклада по голове и пинки в разные части туловища. Фунгусы довольно долго изучали Хик-Хика, стараясь понять все чувства и порывы, исходившие из его души. Поначалу он был им полезен. Этим существам, которые общались на языке ощущений, этот человек служил подобием словаря. Однако он уже очень давно не излучал никаких новых эмоций и повторялся, словно певец с ограниченным репертуаром. Фунгусы знали все его желания и обиды, все его настроения. Он бывал грустен или раздражен, ругался и храпел. И ничего больше дать им не мог, а потому с каждым днем становился все менее интересен. Возможно, именно по этой причине они с таким остервенением долбили горную породу и все меньше слушались. Только когда он спал, чудовища собирались вокруг и наблюдали за этим непостижимым состоянием, свойственным людям, которые умеют спать и видеть сны.
