Однако ему никак не удавалось разрешить главное противоречие. Если он не оставит военную службу, то никогда не станет героическим тенором. Надо бросить все, рискнуть всем, что у него есть, а на подобный шаг Антонио не отваживался. В такие минуты он видел окрестный пейзаж иными глазами, романтический флер исчезал, и действительность открывалась ему во всей неприглядности: казармы, вечно окутанные туманом, словно призрачным шарфом, пушки, замершие на мощеном дворе, ружейные дула, покрытые ржавчиной. Все было влажным: полотенца и салфетки, носки и трусы. Стены казались царством грибков – отвратительные зеленые пятна не уступали в размерах армейским одеялам. Хлеб, который он жевал, отдавал плесенью, даже если его только что испекли. Любой прослуживший здесь пару лет неизменно зарабатывал артроз, ревматизм или астму. С первых же дней Ордоньеса одолевала какая-то инфекция: ноздри не высыхали из-за постоянных гнойных выделений. Врач советовал ему удалить хрящевую часть носовой перегородки, но Антонио не соглашался, боясь, что операция повлияет на слух и способности к пению.
Он часто задавал себе один и тот же вопрос: властен ли человек изменить свою собственную жизнь? Антонио Ордоньес не знал ответа и мучил себя, повторяя: «Я такой трус, что гожусь только в армию».
* * *
Однажды весенним утром 1889 года начальник Антонио, полковник, под властью которого находилась казарма, вызвал его к себе в кабинет. Из Вельи, маленького городка в затерянной среди гор долине, прибыл офицер гражданской гвардии, чтобы сообщить о произошедших там событиях. И рассказал нечто невероятное.
Он описал долину, из которой приехал, и ее уединенное положение. Пожаловался на трудную работу гражданской гвадии в этих отдаленных местах. Вся жизнь долины сосредотачивалась в единственном городке, в Велье, и обычно гвардейцы не покидали тамошней базы. Ради чего выезжать из города? Климат отвратительный, рельеф местности вертикальный. Все преступления ограничивались контрабандой, а за арест шайки контрабандистов никого еще не повышали в звании.
Но в последнее время стали происходить странные события. Сначала исчезли контрабандисты, словно сквозь землю провалились, а потом – и это гораздо серьезнее – кто-то напал на дилижансы.
Исчезновение горстки пурпуров не значило для гражданской гвардии ровным счетом ничего, однако обеспечивать безопасность дорог было их прямой обязанностью. И странная история с налетом на дилижансы могла нарушить мирное течение жизни. К сожалению, допросы свидетелей ничего не прояснили. Единственное заключение, к которому пришли гвардейцы, состояло в следующем: на вершинах и горных склонах творится нечто непонятное. Поэтому сначала туда направили один патруль, потом второй, третий, четвертый… Всего пять, нет, шесть патрулей – итого двенадцать конных гвардейцев.
– Так в чем же дело? – перебил полковник.
Действительно, что особенного в патрулях, обследующих участок Пиренейских гор? Офицер привез с собой ящичек, чуть больше коробки от ботинок.
– Самый большой кусок, оставшийся от двенадцати наших ребят, поместился в этот ящик, – сказал он и открыл крышку. Антонио успел разглядеть фрагмент человеческого бедра: растерзанные связки, раздробленные кости и кожаный ремень со следами зубов. И в ужасе отвернулся. Офицер приехал умолять военных о помощи.
Когда Антонио и его начальник остались наедине, полковник закурил сигару и произнес, словно беседуя сам с собой:
– Ордоньес, займитесь этим вопросом.
Капитан недовольно нахмурился. Его совершенно не интересовало это дикое и мрачное место. Немногие долины в Пиренейских горах обращены в сторону Атлантического океана, и эта была одна из них, однако казалась самой сырой и в буквальном смысле слова сумрачной. Горы поднимались вокруг такими высокими стенами, что зимой ее обитатели видели солнце всего каких-то три часа в день. Да и люди эти, по словам очевидцев, были такими же дикими, как звери в горах. Что же касается самого вопроса, то пока было неясно даже, с каким противником предстоит иметь дело. В общем, история эта представляла интерес скорее для полиции, а не для военных. И это навело Ордоньеса на одну мысль.
Ему говорили, что в городок, расположенный недалеко от их казарм, не так давно направили молодого и очень хорошо подготовленного офицера полиции. Надо всего лишь потребовать, чтобы тот представил им подробный отчет. Таким образом, Антонио всегда мог сказать, что занимается порученным ему вопросом. Тем временем многое могло измениться: найдут виновников или просто как-нибудь все само рассосется.
Ордоньес отправился в городок, и молодой офицер действительно произвел на него хорошее впечатление. Его пробор оказался почти таким же ровным, как у самого капитана. Он внимательно выслушал странную историю, кивнул и сказал Антонио, чтобы тот не беспокоился: его отдел этим займется.
На протяжении нескольких дней Ордоньесу казалось, что «проблема» сама собой испарилась. Но тут полковник снова вызвал его к себе в кабинет.
Он был в ярости. Метался по кабинету, размахивая какой-то бумагой. Это оказалась телеграмма, посланная из Вельи гражданской гвардией. В ней содержался ряд вопросов, которые взбешенный полковник задал Антонио. Почему армия до сих пор не вмешалась? Когда они собираются послать свои отряды? Среди гвардейцев, чьи подразделения отличались безупречной верностью, впервые в истории появились дезертиры. Вот почему полковник наорал на Ордоньеса, пытаясь выяснить, какого черта он медлит с решением треклятой «проблемы». Оправдания разъярили его еще больше. Полицейское расследование? Идиот! Вместо этого надо организовать военный поход: закупить овса и подков для лошадей; овощей, немного сала и спиртного для солдат; проверить, хватает ли повозок и исправны ли у них оси, узнать, не просрочены ли патроны. А в первую очередь поработать над дисциплиной, которая в последнее время хромала. Вот чем ему следует заниматься! Свою речь полковник закончил особенно обидным замечанием:
– А будете проезжать по холмам, ради бога, не вздумайте петь! Поселяне жалуются, что ваши рулады распугивают их стада!
Получив нахлобучку, Антонио начал готовить полк к походу, однако старался при этом всячески оттянуть время. Как бы полковник ни злился, Ордоньесу совсем не хотелось ехать в Велью, тем более возглавлять абсурдный поход для борьбы с неизвестным противником. Вся эта история казалась ему до крайности неприятной.
Теоретически полк должен насчитывать тысячу солдат-пехотинцев, но со времен последней карлистской кампании прошло тринадцать лет, и их полк сократился до двух батальонов, «Бадахоса» и «Нумансии», общей численностью в пятьсот солдат. Цифра и так была позорно мала, а если вычесть из нее больных, отсутствующих, провинившихся и дезертиров, получалось и того меньше: четыреста бойцов, готовых к службе. Но содержать и обеспечивать всем необходимым даже такой состав было непросто, особенно во время похода. Четыреста человек надо кормить дважды в день или по крайней мере один раз. А значит, нужны повара, походные кухни и провизия, которая портится не слишком быстро. У каждого солдата две ноги, а это означает, что полку потребуется восемьсот эспадрилий. Ничего не поделаешь: люди не могут передвигаться без обуви.
