Антонелла не смеется, а воет, у всех уши сворачиваются трубочкой, потом она театрально показывает мне, как поправляет грудь. Я быстро наклоняюсь и целую ее в складку между огромными сиськами – такую глубокую, что там поместится Ниагара. Водопад высотой в сотню метров. Продолжая ржать, мы обнимаемся и одним махом выпиваем сто двадцатый бокал вина за вечер. Теперь я вместе с подружкой Антонеллой словно плаваю в спирте и винограде.
– Тони, тебе пописать не надо?
– Сам только что собирался об этом сказать, – весело объявляю я.
Вы встаем и топаем в туалет. Качаясь, я иду по ресторану, толкая выживших после новогоднего застолья, всех, кто клюнул на отвратительное праздничное меню. Прощения не прошу – ну их на фиг. Мы с Антонеллой, словно пережившие кораблекрушение испуганные пассажиры, добираемся до туалета. Разумеется, я иду в мужской, она – в женский.
Я уже мою руки в общей раковине, когда выплывает Антонелла – довольная, посвежевшая. Не повернувшись к ней и не вытерев руки, я впервые говорю серьезно:
– Не важно, где мы, Анто, нам будет везде хорошо.
Телеграмма доставлена. Она молчит. Только теперь я оборачиваюсь. Она глядит на меня как-то по-другому, грозно поднимает пальчик и произносит:
– Тони, давай без глупостей.
Опля! Ясно, что если я промедлю, то потеряю право зваться Тони Пагодой, соблазнителем женщин! Я обхватываю Антонеллину – не больно, она даже не сопротивляется. Мы долго целуемся взасос, тем временем мокрыми руками я хватаю ее за сиськи, как голодный дикарь, как дети из третьего мира жадно наворачивают похлебку. Спустя некоторое время она отталкивает меня и повторяет, грозя пальцем:
– Без глупостей, Тони! У меня теперь есть жених.
И прямо так, с мокрым лифом платья, выскакивает из туалета. Но я все равно кое-что успел, теперь можно спокойно вытереть руки.
Я смотрюсь в зеркало с гордостью, готовый преподать первый урок соблазнения.
Первый урок соблазнения
Ритм
Обращаюсь к вам – всем тем, кто, как я, никогда не был красавцем. В общем, не к тем, по которым женщины, повстречав их на улице, сразу начинают сохнуть, а к тем, кого они в упор не видят. У вас в запасе одно оружие, зато такое крутое и мощное, что горы сдвинет. Это оружие – слово.
Красавчики и красавцы могут пропустить этот урок, им он не нужен, – говорю без малейшей зависти, да. Только знаете что, красавцы мои, вы стоите на месте, и девы сами к вам липнут, вам и пальцем не надо шевелить, вам все приносят на блюдечке с голубой каемочкой, просто потому, что вы красивые. Ну да, с личиком у вас все в порядке, таланты вам развивать не надо, а знаете, к чему это приведет? Вы остаетесь никем, полной серостью, у вас нет чувства юмора, потому что оно вам ни разу не пригодилось, вы не напрягаете мозг, придумывая, как завоевать свою даму, вы так и остаетесь убогими, лишенными дара слова. Единственный подвиг, на который вас хватает, – напрягшись изо всех сил, изобразить на лице печать. Кривляки… Даже не знаю, чего мне больше хочется, когда я на вас смотрю, – плакать или смеяться. Такие нудные. Ну, что загрустили? Дураки.
Бывают и исключения, должен признать, раз уж я временно переключился на трактаты. Например, мой учитель Миммо Репетто, никогда не почивавший на лаврах своей редкостной красоты и развивший до невероятных масштабов умение очаровывать, соблазнять, выдавать смешные остроты и петь так, что душу захватывает. Миммо много чего пережил, поэтому красота отошла на второй план. Но он такой один.
Вернемся к таким, как мы.
Важно не только умение хорошо говорить.
Возьмите преподавателя университета: эта ходячая энциклопедия умеет произносить речи, небось бормочет даже во сне, не дыша и не нуждаясь в кислородном баллончике, беспрерывно что-то вещает, как футболист, который взял мяч и не отдает, – обычно так ведут себя единственные дети в семье. Однако нередко на второй главе повествования дама, даже если она к нему неровно дышит, начинает умирать то ли от тоски, то ли от скуки. Ноги у нее подергиваются, рвутся бежать – так бывает, когда сидишь в кино, смотришь отстойный фильм, а уйти нельзя. Так вот, дорогие мои умники, в подобные мгновения дам терзает единственная мысль: «Интересно, который час…» Хочется взглянуть на руку, но неудобно. Тогда она косится на ваши часы, но циферблат она видит вверх ногами, понять, который час, нелегко. Знаю, вы там стоите себе благостные и довольные, полагая, что она любуется вашими руками, вы уже предчувствуете ласки, мечтаете, что скоро она вам скажет: «У вас такие длинные и тонкие пальцы, такие изящные, умелые, покрытые нежным пушком руки…» Вы ждете, что сейчас она похвалит ваши руки, а она, раздраженная и измученная вашим неспешным и высокопарным рассказом, вашим голосом – то как у пещерного человека, то как у гомика, – в общем, растратив последние силы, она набирается смелости и спрашивает: «Ты не скажешь, который час?»
Вот что она спросит. Вы это никогда не признаете, потому что вы, конечно, умники, однако в душе тряпки и бабы. Но что поделаешь…
К чему я это все говорю? К тому, что нас не интересуют красавчики и второразрядные мыслители. Что остается нам, простым смертным? Немного умения и немного удачи.
Скажу для начала, что лучше нести несусветную чушь, чем пережевывать то, что и без вас всем известно. О том, что известно всем, говорить не стоит. Это вроде бы очевидно, но увы: когда женщина нам нравится, нас распирает от чувств, а когда нас распирает от чувств, мозг тормозит и выдает одни штампы. Чем больше вы сыплете штампами, тем скорее вас сочтут дураком, чем больше вы тушуетесь, тем быстрее впадаете в тоску, чем настойчивее вы клеитесь, тем меньше шансов на победу, тем убедительнее вы доказываете, хотя это неправда, что вам на роду написано быть одному. Нет! Если вас несет в эту степь, остановитесь. Не время ослаблять хватку. Надо потрудиться, приложить силы. Попотеть, как рабы на галерах. Мы должны быть из каучука. Гибкие-прегибкие. И упорные, как все, кто в этой жизни терпел поражение.
Только красавчик может позволить себе сказать: «Какой симпатичный ресторанчик».
Вам полагается произнести: «Это заведение подходит бродягам. Не зря я его выбрал».
«В каком смысле?» – спросит она удивленно.
Пусть удивляется. Хуже, если она решит, что не поняла: ей будет неприятно думать, что она чего-то не понимает, и она заключит, что вы несете полную ерунду.
«В смысле, что мы с тобой свободны, как бродяги. Хотя у меня, слава богу, есть не только повозка, но и настоящий дом».
Это надо сказать потише, без претензий на звание юморист года. Она слегка обалдеет, не найдется с ответом, а значит, у нее появится цель – сообразить, что сказать. Вероятно, она улыбнется. А вам надо сразу же, молниеносно сменить тон. Секрет в том, чтобы не давать ей возможности долго думать. Мы же с вами не красавчики: если она задумается, то быстренько придет к выводу, что ей с вами не по пути.
