– Святые небеса, – пробормотал Сойер мне в шею.
– Я знаю, – ответила, играя с его волосами, пытаясь отойти от оргазма. – Ты чувствуешь это?
– Повсюду. Я чувствую тебя каждой клеточкой своего тела, – кивнул он у меня на плече.
Я обняла его крепче, его прекрасное разгоряченное тело с мягкой кожей поверх твердых мышц и силы, которую он так восхитительно обрушил на меня.
Через некоторое время Сойер поднял голову и посмотрел на меня пьяным от удовольствия взглядом и совершенно обессиленным. Я была уверена, что выглядела примерно так же: волосы спутаны, пряди спадают на лицо и разлетаются при дыхании. Сойер протянул руку и откинул их с моего лица.
– Дарлин…
Он искал слова, но не находил их.
– Просто поцелуй меня, – сказала я, и он поцеловал.
И в этом поцелуе он собрал все свои эмоции, излил все потерянные слова. Теперь у нас появились время и свобода быть счастливыми. Его сердце, которое он так долго держал взаперти, теперь принадлежало мне. Он дарил его мне каждым своим нежным взглядом, прикосновением и доверием, которое оказал мне, позволив забиться о его маленькой девочке.
В ответ я подарила ему всю себя без остатка, – не знала, как можно было отдать меньше. Я любила его каждой клеточкой своего тела, даже теми запятнанными частями, которые всегда будут нести бремя моего прошлого.
– Я люблю тебя, Сойер. – И погладила его по щеке. – И я никогда не перестану любить тебя.
– Я люблю тебя, – прошептал он в ответ. – Я люблю тебя, Дарлин. Боже, я люблю тебя. Не могу прекратить повторять эти слова. Этого кажется недостаточно.
Его глаза потемнели, были такими красивыми в полумраке комнаты, и мне нравилось, как я отражаюсь в них. И это была настоящая любовь, а не та, которую выдумывало мое одинокое сердце, чтобы хоть чем-то заполнить пустоту. И я была уверена, что это чувство останется со мной даже спустя много лет. Всегда.
Глава 29. Сойер
Я владел ею снова и снова.
Всю ночь мы занимались любовью, как ненасытные дикие животные. Мы останавливались, чтобы перевести дух: я приносил нам воды, мы немного болтали и много хихикали, но нередкие нежные касания рук Дарлин моих волос, мягкость ее кожи под моими ладонями разжигала страсть снова и снова. Искра вспыхивала, и мы сплетались в клубок, ее ногти впивались в мою спину, мои губы целовали ее повсюду. Я не мог насытиться прикосновениями к ее телу, сладкими стонами подо мной, когда она получала свое освобождение. Торжество наших побед продолжалось всю ночь и, наконец, прекратилось с первыми лучами солнца.
Каким-то чудом Оливия крепко проспала всю ночь.
Когда мы лежали в сонной утренней тишине, а мое тело было измученным и обессиленным, я услышал бормотание через радионяню, но она так и не проснулась.
– Обычно она просыпается один раз за ночь, – рассказал я. – Это впервые. Не говоря уже о том, – добавил с ухмылкой, – что ты была чертовски громкой. Вероятно, мы разбудили детей Елены.
Дарлин стукнула меня по руке. Она лежала, положив голову мне на грудь и перекинув свою ногу в ботинке через мое бедро.
– Это все твоя вина. – Она прижалась ко мне ближе. – Ты однажды сказал мне, что Оливия просыпается, потому что боится остаться одна. Может, она наконец чувствует, что напряжение спало, и теперь будет спокойно оставаться в своей кроватке.
– Может быть, – ответил я. – Но кое-что еще осталось. Последнее препятствие.
– Встреча с судьей Миллером?
Я кивнул.
– В понедельник. А я не написал ни слова.
– Ты волнуешься? – Дарлин уперлась подбородком мне в грудь.
– Я должен, но не знаю. Столько всего случилось, и я чувствую, что ко мне придут нужные слова.
– Придут. Я в этом уверена.
– Ну, им лучше бы поторопиться. Осталось всего два дня.
Монитор радионяни загорелся: Оливия начала просыпаться.
– Она такая милая по утрам, – сказала Дарлин.
– Я принесу ее.
– Позволь мне. – Дарлин остановила меня.
Она натянула нижнее белье и нашла на полу одну из моих рубашек, которая доходила ей до середины бедра и, казалось, удлиняла ноги. Ее волосы были взлохмачены, – мои пальцы зарывались в них на протяжении всей ночи, – а губы припухли от поцелуев.
– Ты такая сексуальная, – пробормотал я, пока она застегивала рубашку, оставив три верхние пуговки расстегнутыми.
Она усмехнулась.
– Ты говоришь так только потому, что мы занимались сексом шесть часов подряд.
– Не думаю, что это субъективно. Но я готов потратить больше времени. Просто чтобы убедиться.
Она засмеялась и, похрамывая, ушла в комнату Оливии. Я натянул боксеры и сел у изголовья кровати, слушая, как из монитора доносится детское «Дали-ин» и как Дарлин отвечает ей ласковым голосом, подражая разным звукам, чтобы рассмешить ее.
Дарлин вернулась в спальню с Оливией на руках. Моя маленькая девочка потирала сонные глазки, накручивая на пальчик локон Дарлин.
– Посмотри, кто проснулся. – Дарлин легонько качнула Ливви на руках. – Скажи «доброе утро, папочка».
– Папочка, – повторила Ливи, как вдруг ее внимание привлекло что-то за окном. – Тичка, тичка… – Она протянула руку.
И Дарлин подошла к окну.
– Что ты видишь? Птичку?
– Тичка.
Свет струился из окна на Дарлин, держащую моего ребенка, и я впитывал каждую деталь. Голубой цвет рубашки на фоне бледно-желтой пижамы Оливии; солнечный свет, отливавший золотом с оттенками красного от каштановых прядей Дарлин; голубые глаза Оливии, когда она указывала рукой на что-то, что было видно только им двоим.
Я видел только их, запечатлевал своими глазами, и моя фотографическая память улавливала все нюансы, сохраняя их навсегда.
* * *
В понедельник утром я приехал к судье Миллеру ровно в восемь часов. Роджер, естественно, был уже на месте.
– Как эссе? – спросил он, бросив на меня короткий взгляд.
– Никак, – ответил я.
Его глаза широко раскрылись от удивления, и еле заметная улыбка коснулась уголков губ.
– Что это значит?
«Это значит, что я невероятно рискую и, возможно, упускаю шанс оказаться на работе своей мечты».
– Увидим. – Я пожал плечами.
Роджер скрыл свою торжествующую улыбку, и его пальцы погладили гладкую папку, в которой, без сомнений, находилась его идеально составленная и дополненная комментариями работа.
