Он покачал головой, подпирая подбородок тыльной стороной ладони.
– Ты заботилась обо мне целую вечность, – сказал он. – Теперь моя очередь.
Я улыбнулась, и мои глаза слипались от яркого света, заливающего комнату. Стоило мне задремать, как вернулась медсестра. Она перебинтовала мою ногу, надела на нее тяжелый ботинок и вручила мне костыль.
– Костыль к твоему бабушкиному свитеру, – сказал Сойер, толкая меня на коляске по больничному коридору.
– Ха-ха, юрист-юморист.
– Я здесь на всю ночь, ребята.
Я надеялась, что это окажется правдой.
Мы взяли такси до дома, где Сойер с легкостью пронес меня по двум лестничным пролетам, опустил, и я попробовала наступить на ногу, тут же застонав от боли.
– Они сказали, что я смогу ходить в этом, – воскликнула я, хватаясь за плечо Сойера. – Как думаешь, они солгали, чтобы избавиться от меня?
Без лишних слов Сойер снова поднял меня на руки, прижимая к себе, донес до моей кровати в алькове между кухней и диванчиком под окном и осторожно усадил.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Воды, наверно. А потом ты можешь пойти заниматься. Я не хочу задерживать тебя.
На его губах появилась игривая ухмылка.
– А если я хочу, чтобы меня задержали?
– Тогда оставайся. Я действительно хочу оставить тебя здесь. И не хочу спать в одиночестве.
– Я тоже. Я устал от этого. И просто… устал.
– Иди сюда, – позвала я. – Вообще-то, сними свой костюм, а потом иди ко мне.
– Если я сниму костюм, ты снимаешь этот свитер?
– Ну хватит, – проскулила я. – Я люблю этот свитер и ношу его все время.
– Я заметил, – ответил он, подавая мне стакан воды.
– Твой мегамозг помнит все, не так ли?
– Я помню не только твою одежду, Дарлин, – сказал он, развязывая галстук. – Я помню все о тебе.
– Например?
Он снял пиджак и кинул его на диван.
– Например, тот день в продуктовом магазине, когда мы познакомились, как ты ухмылялась надо мной, словно я идиот, который отказывается от хорошего ужина.
– Упрямая мужская гордость, – улыбнулась я.
Сойер снял рубашку и брюки, оставшись в одних боксерах и майке.
– Я помню касания твоих рук, когда ты делала мне массаж в первый раз. Помню, насколько красная была вишня, которую ты съела в клубе той ночью. Я так сильно хотел поцеловать тебя в тот момент, как никогда и никого раньше. Помню вкус нашего первого поцелуя и как втайне подумал, не погубила ли ты меня для всех остальных женщин.
Он забрался на кровать рядом со мной. В мгновение ока я свернулась калачиком рядом с ним, а он приобнял меня своими руками. Мы прижимались друг к другу, мое лицо уткнулось в его шею, а его подбородок упирался в мою голову. Сердце колотилось сильнее от такой близости к нему. В одной постели с ним, пусть мы просто лежали рядом.
– Зачем ты говоришь мне все это? – спросила я.
– Пытаюсь быть романтичным. У меня получается?
– Довольно неплохо. Но тебе придется продолжить, чтобы я в этом удостоверилась, – улыбнулась я.
Сойер засмеялся и отодвинулся, чтобы посмотреть на меня. Его глаза смягчились, он будто пытался запомнить каждую деталь во мне, снова и снова, скользя мягким взглядом, а затем коснувшись щеки кончиками пальцев.
– Я помню каждый раз, когда ты заставляла меня смеяться, хотя, казалось, прошли сотни лет с тех пор, как я просто улыбался, – сказал Сойер, и его голос стал ниже: – И я помню, как ты держала мою дочь, будто занималась этим всю свою жизнь, и тогда я впервые подумал, что достоин чего-то большего.
– Сойер… – Глаза наполнились слезами.
– Дарлин, я не знаю, что делаю. Не знаю, что ждет меня впереди, и напуган до смерти. Но та половина сердца, которая еще не пострадала в этой борьбе за Оливию, полностью принадлежит тебе. Немного, но это все, что у меня есть сейчас.
– Я принимаю эту часть.
– Ты уверена? Потому что боюсь, что не смогу в полной мере дать тебе то, что ты заслуживаешь. Я одной ногой стою в реальном мире, а второй в будущем, до которого осталось несколько дней. Джексон и его мама думают иначе, но черт возьми, Дарлин, несправедливо тянуть тебя за собой в надвигающуюся бурю дерьма.
– Я в состоянии выдержать это, Сойер, – сказала я. – Хочу это выдержать. Я предпочту быть рядом с тобой, если это хоть немного поможет.
– Это поможет, – ответил он. – Очень.
Я прижалась к нему ближе, игнорируя пульсирующую боль в ступне. Она казалась мне слабым отголоском той боли, что жила в моем сердце до него.
Он погладил меня по волосам.
– Я никогда не спал с женщинами до этого. Только сон, я имею в виду.
– Как и я, – пробормотала я ему в шею. – Меня никогда так… не обнимали. Это приятно.
Я чувствовала, как он расслабляется, как уходит напряжение, по крайней мере, на время. На несколько драгоценных часов мы погрузились в глубокий сон, переплетаясь телами друг с другом. Я прижималась к нему, а он держался за меня, как и обещал.
* * *
Следующим утром меня разбудил яркий солнечный свет, струившийся из окна, в которое Сойер смотрел, погрузившись в свои мысли.
– Эй, – прошептала я. – Тебе хорошо спалось?
Он кивнул.
– Уже почти десять. Я не вставал так поздно с лета перед поступлением в Гастингс. – Он повернулся ко мне, и я увидела, что тяжесть от предстоящего экзамена и битва за Оливию навалились на него с новой силой. – Как нога?
– Болит, но жить буду.
– Мне жаль, что приходится оставлять тебя, – сказал он, присаживаясь рядом со мной на кровать.
Я развернулась, чтобы можно было помассировать его спину, не позволив напряжению укорениться в нем, но было уже слишком поздно.
– Во сколько автобус до Сакраменто?
– В час, – ответил он. – Я занесу продукты или… все, что тебе может пригодиться.
Я развернула Сойера к себе, обхватив ладонями его лицо.
– Ты такой заботливый.
Его улыбка померкла, и я поняла, что его мысли вновь были заняты Оливией. Он погладил меня по руке и быстро встал.
– Я сделаю тебе кофе.
Сойер приготовил кофе, а затем ушел принимать душ, переодеваться и собирать вещи. После чего он вернулся и сел рядом со мной, не говоря ни слова. Я позволила ему посидеть в тишине и держала его за руку, переплетая наши пальцы.
В полдень приехал Джексон, чтобы отвезти Сойера до автостанции. Его костюм выглядел слегка помятым, и даже в помещении он не снимал солнцезащитные очки. Он оперся одной рукой о дверной проем.
