«Семья?»
– Спасибо, что пришел на выступление, – сказала Дарлин, вырывая меня из плена мыслей. – Я даже не могу выразить словами, как много это для меня значит.
Меня охватило чувство стыда за то, что я практически сдался. Как близко подошел к тому, чтобы позволить собственному страху удержать меня дома. Я не стал бы свидетелем ее прекрасного танца, не смог бы поддержать, когда она травмировала ногу.
Я ничего не ответил на ее слова и лишь крепче прижал к себе.
– Я звонила родителям несколько дней назад, – сообщила Дарлин, уткнувшись мне в грудь. – Я так долго тянула, чтобы рассказать им о шоу, потому что боялась получить отказ, если бы предупредила бы их заранее. Я думала, что будет не так больно, если расскажу им в последнюю минуту. Тогда они откажутся, и это будет иметь какой-то смысл. Что-то вроде страховки, понимаешь?
– Да, понимаю.
– И я даже не рассказала своим лучшим друзьям. Я так жалею теперь об этом. Хотелось бы мне быть чуть смелее.
– Ты храбрая, Дарлин. Храбрее всех, кого я знаю.
– Однажды нечто подобное сказал мой лучший друг Бекетт. Не знаю, верить ли, но я медленными шажками приближаюсь к этому. Возможно, это не лучшее выступление, но оно было первым. Первым с тех пор, как я избавилась от зависимости.
Она вытянула шею и посмотрела на меня.
– Сегодняшний вечер был настоящей катастрофой, но он также стал лучшим, чем я могла себе представить. Мне нужна была чья-то поддержка. – Ее глаза заблестели. – И ты пришел.
– Это не было катастрофой. Ты танцевала невероятно. – Я сглотнул. – Да, я появился там, но я должен поддержать тебя намного раньше.
Она вздрогнула и улыбнулась, кончиками пальцев касаясь моей щеки.
– Теперь ты рядом, Сойер. И это самое важное.
Глава 25. Дарлин
Сойер велел водителю подвезти нас ко входу в отделение неотложной помощи больницы Сан-Франциско. К нам сразу же подоспела бригада с каталкой. Сойер помог мне выйти из машины и нежно, почти благоговейно, держал меня, как будто не хотел выпускать из своих объятий. Он усадил меня на каталку, и я с трудом подавила крик боли, когда пятка коснулась земли. Но не смогла сдержать тихий стон, когда мы наехали на кочку. Сойер тут же схватил меня за руку и крепко сжал. Я пожала ее в ответ.
В отделении суетились медсестры, врачи и испытывающие боль пациенты; воздух в помещении был стерильно-холодным. Меня завезли в небольшое пространство и задернули занавески по бокам. Медсестра подложила под ногу подушку и сверху положила пакет со льдом. Я стиснула зубы, когда леденящая боль пронзила до глубины души. Под ярким светом больничных ламп нога выглядела ужасно: распухшая, вдоль и поперек покрытая букетом фиолетовых, сине-красных синяков. Последние два пальца пульсировали от ужасной боли, которая никак не утихала.
Сойер подвинул один из стульев и взял меня за руку, переплетая свои теплые пальцы с моими ледышками.
– Врач скоро осмотрит вас, – сообщила медсестра. – Похоже, сломан палец или два. Точный диагноз будет поставлен после рентгена. А пока я могу дать обезболивающее.
– «Адвил», – быстро ответила я.
– Вы уверены, что не нужно что-то посильнее?
– Нет, лучше дайте самый сильный «Адвил», пожалуйста.
– Милая, самый сильный «Адвил» тут не поможет. Но как скажешь, ты здесь босс, – улыбнулась медсестра.
Я приняла маленькую таблетку и запила большим стаканом воды, не глядя на Сойера.
– Я стараюсь держаться подальше от всего, что может повлиять на мой разум, – тихо сказала я, когда медсестра ушла.
– Тебе не нужно мне ничего объяснять.
– Я чувствую, что должна. – Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. – Ненавижу то, как ты узнал о моем прошлом. Мне жаль, что все вскрылось во время слушания, в самое неподходящее для тебя время и место.
– Это не повлияло на дело в отношении Оливии, – сказал Сойер.
– Я никогда в жизни не посмела бы приблизить к ней что-то плохое. – Слезы щипали мои глаза. – Я обещаю. Никогда не сделаю ничего подобного.
– Знаю, – ответил он. – Я запаниковал из-за того, что случилось с моей мамой. С Молли тоже. И потому что у меня всегда были свои представления о справедливости. Но все, во что я так верил, теперь вывернуто наизнанку, и единственное, что сейчас имеет значение – это ты.
Я всхлипнула и промокнула глаза.
– Это прекрасное чувство.
– Какое?
– Когда тебе доверяют.
Как только Сойер взял мою руку, прижав ее к своим губам, вошел молодой доктор с лысой головой и теплой улыбкой и принялся осматривать мою ногу.
– Судя по синякам и размеру отека, переломов несколько, – сказал врач. – Давайте сделаем рентген, чтобы знать наверняка.
Меня отвезли в радиологическое отделение, где выяснилось, что у меня микротрещины четвертой и пятой средних фаланг. Я выдохнула с облегчением: микротрещина звучало куда лучше, чем перелом.
Вернувшись в приемный покой, доктор обрадовал меня.
– Скоро сможете вернуться в танцы.
– Вы уверены?
– Если будете соблюдать постельный режим, через шесть недель сможете пуститься в пляс.
– Шесть недель, – повторила я. – А что насчет работы? Мне приходится долго находиться на ногах.
Док поджал губы.
– Не стоит рисковать лишний раз. Мы выдадим специальный ботинок для ходьбы, но чем реже вы будете вставать на ногу, тем быстрее все заживет. Скоро зайдет медсестра, чтобы забинтовать ногу, и даст инструкции по уходу.
Он вышел, но медсестра все не появлялась. Очевидно, отделение неотложной помощи было заполнено более серьезными травмами и заболеваниями, чем моя микротрещина. Я дрожала в этом холодном, стерильном воздухе, и острая боль простреливала мою ногу.
– Дай свитер, пожалуйста, – попросила я.
– Я должен тебе кое-что сказать. – Сойер потянулся за старым, поношенным свитером с дырками на манжетах. – Это самый уродливый свитер, который я когда-либо видел.
Я хихикнула и тут же охнула от боли, поморщившись.
– Не смеши меня. Больно.
Сойер натянул свитер мне на плечи. Мои глаза закрылись, и я не хотела их открывать. Усталость после выступления и боль утягивали меня в царство снов.
Сойер смахнул прядь волос с моего лба.
– Постарайся немного поспать, неизвестно, сколько еще мы здесь проторчим.
– А как же ты? Тебе нужно идти. Уже так поздно, тебе надо заниматься…
