Не то!
Паша вырвал страницу – на скобах остались клочки бумаги.
Рука бешено двигалась, ребро ладони посинело от чернил. Наконечник ручки вспарывал бумагу.
– Начало Высокого Возрождения датируется тысяча пятисотым годом… Из Флоренции эпицентр культуры перемещается в Рим…
«Заткнись, – подумал Паша. – Заткнись на пять минут, вонючий женоподобный пидор».
Он зажал ручку в кулаке и выводил глаза. Слюна капнула в центр чернильного зрачка.
Пашу осенило. Он зубами скрутил колпачок, извлек стержень, отломал пишущий наконечник. Подул в трубочку: чернила закапали на страницы. Паша закрыл тетрадь и сразу открыл.
Страницы напоминали тест Роршаха. Из клякс сложилось лицо. Рот, ноздри, носогубные складки.
– Самотин?
Красное капнуло, растеклось по картинке.
– Самотин, боже, у тебя кровь из носа идет!
Красная струйка покатилась по лбу Зивера, разделилась на два ручейка и заполнила глаза.
Марина (9)
Спецтехника расчистила Советский проспект, возвела вдоль тротуаров сугробы. В центре дворники разбросали песок, но уже за мемориалом и церковью Марина поскальзывалась на каждом шагу. С монохромных серых небес сыпались снежинки.
Переодевшись в белое, Горшин похорошел. Замаскировались выбоины, разбитая дорога, ведущая к экопарковке.
Запорошило снегом постамент и танк.
Мечталось о новогодних праздниках, мамином оливье.
Марина шагала по улочкам частного сектора. Тявкали цепные псы, нарушая торжественную звонкую тишину.
За два с копейками месяца Марина усвоила, что работа учителя не исчерпывается образованием и воспитанием детей. Отчеты и показатели были важнее реальных знаний. Каракуц чуть ли не за руки хватала, заставляя ставить липовые пятерки искусственно выращенным медалистам. В ответ на несмелые протесты фыркала: «Прочтут они вашего Булгакова когда-нибудь – почувствуют необходимость и прочтут. А сейчас нам нужны отличники, а не специалисты по Булгакову».
И почему в институте не изучают «бюрократологию»?
Марина сверилась с запиской. Седьмой переулок, дом два. Могла бы догадаться.
За высокой оградой возвышался домина из розового камня. Во дворе полнотелая женщина кормила собаку. Заметила Марину, помахала.
– Вы к нам?
«Не по собственному желанию», – подумала Марина устало.
– Айдар дома?
– Где же ему еще быть? – Мать Тухватуллина подбоченилась. – Ну как он? Не изводит вас?
Марине было грех жаловаться: по сравнению с другими учителями, с ней Тухватуллин вел себя ангельски.
«Это тебе огромный плюс как педагогу», – говорила Кузнецова.
– Мы нашли общий язык, – сказала Марина, проходя за родительницей в роскошную гостиную.
– Айдар! – крикнула женщина. – К тебе классный руководитель пришла, – она указала на дубовую лестницу, – поднимайтесь.
В субботу Тухватуллин отобрал у мелюзги санки и скатился с холма, стоя на них как на скейте. Результат: закрытый перелом малоберцовой кости.
– Привет. – Марина вошла в комнату Айдара. Логово ученика рисовалось бардачным, но на деле было уютным и опрятным. Хозяин сидел за компьютером. К стене прислонились костыли. – Я тебе витаминов принесла.
Марина вручила пакет с фруктами.
– Зачем, – пробурчал Айдар, хмурый, смущенно убравший под стол загипсованную ногу. – Бананы? Мне отец мангустины привез. Ели мангустины?
– Нет.
– А лонган?
– Не представляю, что это. Но твой папа – молодец.
– Зря вы тратились. Зарплата-то у вас – ерунда.
Сказанная тринадцатилетним барчуком правда неприятно резанула.
– Мне хватает, – натянуто улыбнулась Марина.
– Сколько вы получаете?
– Прилично. – Она постаралась перевести тему: – Как нога?
– Доктор сказал, у меня кости хрупкие. Не хватает кальция. А вы мне сегодня снились.
– Серьезно?
Колючие глаза мальчика сверлили переносицу. Кем он станет, когда вырастет? Начальником? Чиновником? Наверняка…
– Мне снилось, что вы умерли, и мы всем классом пришли вас проводить.
«Дрянной же ты ребенок, – подумала Марина, – жестокий, разбалованный».
Хотелось поскорее оказаться на свежем воздухе.
– Умирать я не собираюсь, – сказала она с вымученной улыбкой. – Рановато. А тебе советую не говорить взрослым такие вещи.
– Это же просто сон. И вы были миленькой. В гробу.
– Ладно, Айдар, я, пожалуй…
– Не уходите, – внезапно попросил Тухватуллин. – Хотите, мультики посмотрим? Видели «Мистера Пиклза»? Там так круто матерятся. – Он беззвучно, одними губами, привел пример крутого мата.
Что же ответить-то? Чему учили в университете?
Она решила пропустить ругань мимо ушей – пусть смотрит что хочет. Пусть его воспитывают мама с папой.
– Я не люблю мультики, – уже без улыбки сказала она, – и не люблю, когда матерятся.
– Папа постоянно матерится.
«Не удивлена».
– Кричит на подчиненных по телефону. На маму.
– Твои родители ссорятся?
– Они ненавидят друг друга. Если бы не я, они бы не женились. Мама залетела.
«О боже», – мысленно застонала Марина. Она оказалась не готова к таким беседам. Намеревалась вручить долбаные бананы и сбежать.
– «Залетела», Айдар, это очень грубо. Особенно по отношению к своей маме. И к тому, что она забеременела тобой.
– Большое дело, – хмыкнул Тухватуллин. – Швец нам рассказывала про презервативы. Купил бы их папа, не пришлось бы страдать.
«Он себя ненавидит, – осознала Марина, – винит за развод родителей».
– Контрацепция – это здорово, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Но дети – смысл жизни, – банальность вязла на зубах. Отступать было поздно: – Ты – смысл жизни мамы и папы.
– Я – дерьмо, – спокойно произнес Айдар. – Я – ошибка.
– Кто тебе такое сказал? – изумилась Марина.
– Никто. Сам додумался. Вы так не считаете?
– Конечно нет.
– Я думал, вы – другая.
– Какая?
– Честная. Вас разве не предупреждали заранее, что в седьмом классе учится такой Тухватуллин, и он – чудовище?
Марина открыла рот. Что говорить? Солгать? Сама же минуту назад про себя «дрянным» обозвала.