Я затаила дыхание, осознавая происходящее, разве это возможно? Он действительно прилетел? Когда успел?
— Адам?
Аккуратно опускает меня на мягкую поверхность, наклоняясь к лицу, желая запечатлеть поцелуй, но я загораживаю подступ к губам ладонью.
— Как прошел забег? — вырвалось у него сквозь стиснутые зубы.
Не нравится моя реакция? То ли еще будет.
— Скверно.
— Почему ты плакала?
— Вадим доложил? — хмыкаю, отворачиваясь к спинке дивана. — С любовником не поделили, кто сверху, а что?
Спиртное придало мне смелости.
Игнорирует мой вопрос, впрочем, как и я.
— От тебя вовсю сквозит вином. Есть повод отметить?
Не трудно заметить. А от тебя несет слащавыми духами, и они совершенно не идут твоему образу альфа самца.
— Выйди. Молю. Оставь меня, — четко произношу. — Я хочу побыть одна.
Знаю, с Адамом непозволительно разговаривать в таком тоне, но он не оставил мне выбора. Точнее не так. Стены ставлю только я. Вероятно стоило высказать все, но доверие, о котором ныне твердила не дают мне вымолвить ни слова. Снова показать себя в роли ревнивой истерички? Нет уж, извольте.
А потом послышались удаляющиеся шаги.
Недосказанность. Одна из причин разрушения всех отношений. Слова, подозрения, эмоции остаются внутри, тлеют, вынуждая сердце мертветь с каждой минутой…
Глава 32
Мыслить — значит говорить
с самим собой…
слышать самого себя.
Иммануил Кант
Агата
Проснулась с ужасной головной болью. И все-таки, если не умеешь пить, лучше этого не делать. Но где логическое мышление, и где собственно я?
Моей бодрости хватило на то, чтобы потянуться и определить свое местоположение.
— Адам?!
Голубые глаза словно загипнотизированные смотрели на меня в упор.
— Думаю спрашивать у тебя, как я здесь очутилась покажется глупым?
Он ничего не ответил, но взгляд его потеплел однозначно. Вообще, я и раньше замечала пытливые взгляды по утрам, но тогда мне казалось это проявление чувств, сейчас же…мысли спутались и отчетливых ответов на вопросы не находились. Молчание затягивалось, а назойливый солнечный зайчик в сию секунду принялся щекотать меня по лицу так сильно, что мне пришлось укрыться одеялом с головой.
Послышался смешок, а после Адам притянул к себе ближе.
— Агата, Агата, — вкрадчиво произнес он. — Ничему тебя жизнь не учит.
Не знаю, чтобы это значило, но стало быть, мне несдобровать. Главное не потерять рассудок и не заплакать. По всей видимости, выбранная мною позиция — промолчать о своих подозрениях, была плохой задумкой.
— О чем ты? — осторожно спросила, все еще находясь в обездвиженном застывшем состоянии.
— Разве я разрешал тебе общаться с этим недоумком? — резко выдернул меня из-под укрытия. — Леонид плохо понял в прошлый раз, объясню по-другому.
Мои руки сжали одеяло, разинутый рот застыл в немом крике, а сердце бешено колотилось.
— Я еще умалчиваю о твоем вчерашнем поведении, — его улыбка казалась хищным оскалом, а темнота во взгляде набирала обороты.
— Сам-то не лучше, — пробубнила себе под нос.
— Нарисовался еще один смертник, — продолжает, как будто не слышит моих слов. — А я все гадал, кто мог сбросить твои фотографии. Правда он мне сразу не понравился, как работник никакой, как человек тоже. Впрочем, теперь есть причина выгнать его к чертям.
Что? Неужели это…
— Правильно, — нарочито мягко касается задней области шеи. — Маленький засранец Андрей…Не думал, что в его послужном списке числишься и ты.
Ну Вадим…
— У нас были серьезные отношения, — возразила тут же. — Между прочим, целый год довольно большой срок.
— Агата, — больно сжал пальцами, вынуждая задыхаться от нехватки воздуха.
Судорожно пыталась расцепить их, но тщетно. Если он захочет, то может свернуть мне ее, как нерадивому котенку.
— Слушай внимательно, — выразительно посмотрел, ожидая мой кивок. — Никто не прикоснется к тебе. Никогда.
Вскрикнула от неожиданности, когда Адам молниеносно перевернул меня на спину, закрывая свет своим мощным телом.
— Все это, — широко раздвинул мои ноги. — Только мое.
Нависал надо мной как коршун, спускаясь кончиками пальцев вниз, чуть поглаживая, продвигаясь к чувствительной коже внутренней части бедер, соскальзывая к жаждущей изнывающей сердцевине. От этого привычного действия, комок внутри начал расти, требуя разрядки.
— Что насчет моих привилегий? — ревность захлестнула с новой силой, не отпуская ни на миг, а сладкий запах духов не давал мне покоя. — Это все, — сжимаю напряженный твердый член через ткань боксеров. — Мое.
Откуда столько смелости? Может похмелье не отступило? Но как же надоело быть беспомощной слабой дурочкой.
— Давно, — хрипло пробормотал он. — Безвозвратно.
— Тогда, — медленно облизнула губы, закидывая ноги на его талию. — Не трогай никого. Они мне не чужие.
— Защищать не дам, — выпуская на волю налитый орган. — Каждый получит то, что заслуживает.
— И я? — нервно сглатываю.
— Вне очереди, — и впился в меня страстным, продолжительным поцелуем, одновременно входя и разрушая все границы вновь и вновь.
***
Мы ненормальные. Грозная стихия, бушующий ураган, но никак не штиль. Я промолчала, не излила душу, но весьма бодрое утро дало понять точно: «Он мне не изменяет». Что тогда это было? Назойливая поклонница вырвала мобильный? Не знаю. Вчера я посыпала голову пеплом, а уже сегодня вовсю оправдываю Адама. Вот такая моя душенька. Маша часто раздавала дельные советы, и один из них был: «не сморозь глупость сгоряча». Настрадалась, пролила слезы. Хватит. Надо взять себя в руки, повзрослеть… Тем более мне не хочется снова увидеть ярость Адама, а точнее ощутить ее. Кожа вокруг шеи все еще покалывала, а конечности немели от усталости.
Я сошла с ума, ведь под его натиском забыла о том, как он угрожал расправой над Андреем и Лео. Он вытряхивает все мысли напрочь, не дает сосредоточиться на защите своих…друзей? Можно подумать любовники. Еще бы чуть-чуть и я бы пошла на заклание, чтобы сознаться во всех своих грехах.
Адам пошел в душ, а мне до жути захотелось что-то съесть. Пора приготовить фирменное печенье. Раздобрить зверя сложно, и не без рисков, но необходимо. С легкостью менять решение — моя прерогатива.
