— Ты меня раздавишь, — сказала и залилась краской от двусмысленности сказанного.
— Не раздавлю, буду нежным и заботливым…
Мои горящие уши! Кто о чем, а я о своих ребрах!
— Я же на кухне буду жить с твоими запросами.
— А я думал, ты многофункциональная, везде успеешь.
— На кухне спальное место оборудовать?
— Маленький вредный Одуванчик! — начал он меня щекотать.
Я крутилась, извивалась змеей в его руках и не могла выбраться из этого капкана, только развернуться к нему лицом получилось.
— Хватит! — взмолилась я.
— Мужа надо слушаться!
Он принялся щекотать еще сильнее, ананас с тестом выпал из рук, никто и не заметил. Уже было плевать на грязные руки, я тоже решила ответить на это безобразие, хорошо, что Анны Львовны дома не было, инфаркт бы её точно хватил. Я прошлась по его бокам, оставляя пятна на рубашке, а ему ни по чем. Не боится, что ли? Тогда ущипнула за бок, он дернулся.
— Ай! Сейчас ты об этом пожалеешь, Одуванчик, я тебя зацелую! — угрожал мне друг.
При этом не переставая щекотать, он, как хороший вантуз, начал проходиться по щекам со звонким «чмок», а я не переставала крутиться, пощипывая его, и просить о пощаде. В какой-то момент вместо щеки я почувствовала на губах его теплые губы…
Мы застыли в таком положении на несколько секунд, широко открыв глаза, переглянулись и резко отпрянули друг от друга.
— Извини, Одуванчик, заигрались, — сказал он виновато.
А я, как трусиха, отвернулась и прикусила нижнюю губу, вспоминая секунды прикосновения: необычно и приятно. И тут же одернула себя: дожила! Первые цветы от друга детства, первый поцелуй с ним, а дальше что?
— Бывает, — ответила тихо.
— Ты на меня не обиделась?
— Нет, — и присела на корточки, чтобы поднять испорченный ананас.
— Ты опять прячешься.
— Вовсе нет, — встала и посмотрела на него, а сама чувствовала, как пылают щеки. — У тебя пятна на рубашке остались.
— Отстирает машинка. Что там со «сладеньким»? — сказал он, а я посмотрела на губы, которые он облизнул, и повторила за ним.
Блин! Зачем я на них смотрела?!
— Еще парочка — и в духовку.
Язык мой сегодня плохо дружит с головой!
Он задумался, ушел в себя, а затем предложил:
— Помочь с посудой, Одуванчик?
— А ты её умеешь мыть?
— Умею, но не люблю это делать, — подошел он к раковине.
— Спасает одноразовая посуда?
— Будет посудомоечная машина, как соберут кухню.
— Здорово!
— Вот какой я заботливый, Одуванчик.
— Ага.
Тему поцелуев мы не поднимали, как будто ничего и не было. На кухне больше так не хулиганили, только готовили и ели.
Эдуард
Одуванчик у меня в гостях, на моей кухне, готовит для меня. Черт, как же приятно! Она что-то перемешивала, добавляла, пробовала, прикусывала губу, хмурилась, улыбалась, а я наблюдал за ней, делал вид, что смотрю телевизор. Она создана для моей кухни!
Не понимаю, как мог скупить столько всего для кухни. Не смог ей отказать! Теперь у меня тут есть все для маленькой хозяйки. Это все её улыбка! Её губы, с которых очень хотелось сорвать настоящий поцелуй без риска испачкаться помадой или липким блеском. Я сошел с ума! Этот случайный поцелуй так и прокручивался в голове: её широко распахнутые глаза, дыхание на моем лице и вкус ананаса на губах…
Но сначала мы изучили инструкции по эксплуатации техники для кухни, и она сдавала мне зачет. Только после этого я разрешил пользоваться духовым шкафом, не забывая напоминать о технике безопасности при работе. Это была моя маленькая месть за хождение по магазинам, за выбор полотенец, прихваток и сковородок. Знаю, по-детски, но так приятно смотреть на её надутые губы. Я становлюсь мазохистом!
— Что? Я плохо соблюдаю технику безопасности? — спросила она возмущенно.
— Ничего. Все хорошо соблюдаешь, — не мог прекратить улыбаться я.
— Сам просил провести испытание духового шкафа, пока он на гарантии. Зачет тоже сам принимал. В чем дело, Эдуард Альбертович?
— Ты лучшая ученица, Одуванчик!
— Стараюсь, — улыбнулась мне она.
Я потянулся и поморщился от неожиданно прострелившей боли в шее.
— Болит? — спросила она.
— Есть немного.
— Могу сделать массаж.
— А ты умеешь?
— А ты мне доверяешь?
— Доверяю.
— Сейчас, только поставлю пирог в духовку. Снимай рубашку и ложись на диван лицом вниз.
Выполнил её указания, повернул голову в сторону и продолжил наблюдения за тем, как она тщательно убирала после себя кухню, мыла посуду руками. Зачем она это делала? А я так и не попробовал сделать это в посудомоечной машине? Она посмотрела на меня и улыбнулась, так ласково, вытерла руки и направилась к дивану.
— Скажешь, где больно? — сказала она, присаживаясь рядом со мной, я почувствовал на коже поглаживающие движения.
— Ты мне сделаешь еще больнее?
— Я постараюсь избавить тебя от боли, — заскользила она теплыми, нежными ладошками от шеи к пояснице. — Ты напряжен, расслабься.
Как просто сказать! Она осторожно и нежно прикасалась ко мне, как котенок, который делает массаж своими мягкими лапками и мурлычет. Мурлыкать захотелось мне! Затем она начала разогревать мышцы, поднимаясь к шее. Это было невероятно, боль отступала от её прикосновений и не только. Я сделал то, о чем мечтал сегодня и все прошедшие дни. Рывок — и она подо мной. Глаза широко распахнуты, запах ананаса и наш настоящий поцелуй, на который она ответила, запустив ручки в мои волосы на затылке. Я просто пленен этими нежными, сладкими губами, её осторожными движениями в ответ на мои уверенные. Сколько мы провели времени за поцелуем, не отрываясь? Не знаю. Одно знаю точно, что нам было приятно. Противный писк таймера стал резать уши. Надо посмотреть в настройках, убавить звук! Одуванчик стала отстраняться, а я пытался её удержать. Хочу целовать её! К черту все!
Проснулся от того что хватал пустоту, за окном рассвет, шею ломило от неудобного положения, Одуванчика рядом не было. Все казалось таким реальным: прикосновения, запахи.
— Я точно сошел с ума! — сказал сам себе.
Достойных кандидатов в мужья для Одуванчика не нашел ни среди друзей, ни среди коллег. Если так посмотреть, то я для нее лучший вариант. А вот она для меня? Загадка?
Надо пригласить её ко мне, а лучше самому привезти и устроить новоселье, проверить мою теорию.
