— Ира. Ты чем-то напоила ее? — спросил я негромко.
Нервно улыбнувшись, та кивнула:
— Она так кричала и плакала, что я подлила ей в молочную смесь водки. Ненавижу детей!
То есть Аня всё же заметила, что что-то не так. А потом до меня дошло, что именно сказала Кузьмина.
— Ты напоила мою дочь водкой? — мрачно, с плохо скрытой угрозой в голосе спросил я, надеясь, что это она так шутит.
Оказалось, нет, не шутит.
— Ну да, а что такого? — дернула плечом брюнетка, — Я читала о таком. Так делают, чтобы дети не мешали родителям и не будили их по ночам.
«Ага, а потом они вырастают дегенератами», — добавил я мысленно.
Заметив, как дернулась Мари, я взглядом велел ей не двигаться. Одно резкое движение — и эта сумасшедшая что-нибудь выкинет. Нет, здесь нужно действовать более осторожно. Как с загнанной в ловушку лисой, которая рычит и лает, но в итоге все равно сдается.
— Ира, прошу тебя. Ты ведь не любишь детей. Отдай малышку мне.
— Не люблю, — подтвердила девушка, — Но их любишь ты. Андрюш, а давай я тебе рожу ребенка? Если ты так хочешь спиногрызов? Только вернись — и я всё для тебя сделаю.
Я не понимал, что с ней. Ведь Ира меня точно не любит — в этом я был уверен на все сто. Я просто стал для нее олицетворением какой-то идеи. Цели, к которой она упорно шла. Картинка идеального безоблачного будущего. И которая теперь рушила её сознание, уничтожая её изнутри.
Но сейчас я должен был играть по её правилам. Ради Ани. И Мари. Поэтому я кивнул:
— Хорошо. Я согласен.
Мари бросила на меня короткий взгляд, но я не ответил ей, сосредоточившись на лице Иры и пытаясь каждым своим жестом убедить девушку, что она победила. А та, кажется, пребывала уже в том состоянии, когда мыслить связно получается с большим трудом. И сейчас в ее глазах вспыхнули искорки радости.
— Правда?
Я с готовностью кивнул:
— Конечно. Мы с тобой сейчас уедем далеко-далеко, и начнем всё с начала.
Ира недоверчиво покосилась в сторону замершей Мари и спросила:
— Обещаешь?
— Даю слово, — с легкостью пошел на ложь я, — Только отдай девочку. Она тебе не нужна больше. У тебя ведь есть я.
Чуть подумав — если там еще осталось хоть немного серого вещества — Кузьмина всё же кивнула и протянула мне мою дочь. Сделав еще пару шагов и, кажется, забыв, как правильно дышать, я взял Аню на руки и, прижав к себе, почувствовал, как меня буквально затапливает волной облегчения. Повернувшись, я хотел отдать дочь Мари но одновременно случилось две вещи — Демид, обойдя-таки Иру, схватил ее, прижав к себе. И одновременно с этим на них налетел маленький бульдозер по имени Маша Золотцева. Очень злая Маша Золотцева.
Удар, который она нанесла чуть опешившей Ире, был такой силы, что оба — и Дем, и Кузьмина, упали на пол. Но, на этом рыжая не остановилась. Пнув пару раз поверженную девушку — один из ударов пришелся по Котову — Маша схватила Иру за волосы и потащила в сторону выхода, приговаривая:
— Моя дочь не должна быть свидетелем насилия.
Однако, свою кровавую вендетту моя девочка так и не совершила — в дверях она столкнулась с Ефимом и Димой, за их спинами маячили и мрачные близнецы. Мигом оценив обстановку, Грозный оттащил Машу от Кузьминой, лицо которой уже было чуть запачкано кровью.
Но та, казалось, этого не замечала. Она только смотрела на меня и кричала:
— Ты же обещал! Что мы будем вместе.
— Прости, — без тени раскаяния в голосе сказал я, — Соврал. Мари.
Одного этого зова было достаточно, чтобы девушка, до этого брыкающаяся в объятиях Ефима, замерла и посмотрела на меня. А после — на малышку в моих руках. Словно только сейчас осознав, что всё позади, и наша дочь в безопасности, Маша рванулась изо всех сил. На этот раз Грозный не стал её останавливать, и через секунду Золотцева уже прижимала дочь к себе одной рукой, а второй — обнимала меня, своим лбом касаясь моего.
— Я так испугалась, — шепнула она мне.
— Всё хорошо, — также негромко ответил я, — Теперь всё позади.
И эти слова словно прорвали в моей девочке какую-то невидимую плотину, отчего по ее щекам потекли слезы. Всю дорогу я недоумевал, как она вообще держится, и до сих пор не скатилась в истерику. А оказывается, она просто запретила себе плакать до тех пор, пока весь этот кошмар, длившийся несколько часов, не останется позади.
Дальше я всё помнил весьма смутно. Приехал Олег — вместе с врачами, которые увезли притихшую Иру. С ними был и Костик — парень бросил на меня полный искреннего сожаления взгляд и уехал вместе с сестрой. Я его не винил — семья должна быть на первом месте.
Проследив, как увозят Кузьмину, Малышкин вернулся к нам.
— О ней позаботятся, — сообщил он мне и Маше, — У девчонки здорово расшаталась психика, но специалисты за ней присмотрят.
— Хорошо, — кивнул я, продолжая прижимать к себе Машу и спящую на ее руках дочь, — Олег, сможешь осмотреть Нюту? Эта дрянь опоила ее водкой.
Негромко ругнувшись, друг кивнул:
— Конечно. Поехали отсюда. Это место наводит меня на мысли о суициде.
Кивнув, я прижал моих женщин к себе еще ближе и мы, вместе с друзьями покинули тот злополучный дом, провожаемые удивленными взглядами обитателей поселка. Еще бы — когда в их жизни еще появится столько новых лиц, с машинами, мигалками, врачами и прочим. Как какой-то боевик.
Но меня это, честно говоря, волновало не сильно. Пока я ехал по дороге, то и дело бросая взгляд назад, где Маша дремала, продолжая прижимать к себе Анюту, я просто радовался, что это всё осталось позади.
Глава 30
Знаете, наверное, одно из желаний любого уличного танцора — это хотя бы раз оказаться в Нью-Йорке. Пройтись по улицам, которые стали зачинщиками очень многих стилей. Опять же — этот город был лично для меня каким-то…странным, что ли. Несколько районов, половина из которых соединена только мостами, у каждого свое название, свои правила, даже флаги! И всё — буквально каждое фото этого города просто дышало свободой. Неудивительно, что я так стремился туда попасть.
Поэтому, едва мы вышли из здания новомодного и крутого аэропорта имени Кеннеди, я тут же принялся озираться по сторонам и делать фото. На память. Ну, и чтобы Мари потом показать.
— Чего застыл? — несильно толкнул меня в плечо Димон, выходя следом, — Мысленно скончался от восхищения?
— Почти, — не стал спорить я, — Здесь нереально круто. Даже воздух другой.
— Ага, — хмыкнул Ефим, тоже присоединяясь к нашей дружной компании, — Здесь витают ароматы бургеров и газировки. А по улицам ходят жирные американцы.
Кажется, наш бородач был не особо обрадован возможностью оказаться здесь. Патриот до мозга костей, что с него взять. Хотя, если дело касалось искусства — тут у него не было никаких ограничений, ни половых, ни национальных.
