Потом, конечно, был довольно серьезный и непростой этап анализа своего подхода к дружбе, к выбору людей. Эта ситуация подсветила многие темные углы, которыми давно стоило заняться. И позволила начать учиться дружить по-другому, по-взрослому.
Немало времени пришлось потратить на навязчивые мысли и вопросы «почему?», «за что?». Так как получить реальные ответы возможности нет, девушка была вынуждена давать свои собственные. И по сути, просто принимать факт таким, какой он есть: мой близкий человек от меня отвернулся без объяснений. Это больно, это горько, это очень обидно. Но вот так. Такая данность.
У моих шрамов есть имена… и лица… и каждый их них мне по-своему дорог.
– Не знаю, сколько раз, очень много, я повторяла себе: «Просто Надя так решила». Думаю, что мне очень помогло мое теплое отношение к ней. Я действительно сильно любила подругу, заботилась о ней и хотела ей счастья. И как это сейчас ни парадоксально прозвучит, но именно эти чувства помогли мне в момент ее предательства. Я говорила себе: «Она так решила. Почему – не знаю, зачем – не знаю. Она не хочет говорить. Моя задача – уважать ее выбор. Хотя мне он не нравится».
И чем больше я смотрела с этой стороны, тем спокойнее мне становилось. Раз я не могу ничего поделать, раз не могу ничего узнать, то какой смысл бесконечно плавать в этой мутной, холодной воде.
– Ты сказала, что история с Надей помогла пересмотреть твой подход к дружбе.
– Да. Я очень повзрослела благодаря ей. Стала сначала более осторожной, а потом, наоборот, более искренней, прямой. Мои отношения с подругами сейчас совсем другие. Они близкие, очень близкие, но без надрыва, без какого-то болезненного, зависимого единения. Мы есть друг у друга, мы видим друг друга, принимаем друг друга. Мне кажется, моя дружба стала мудрее. И оттого крепче.
С Надей я всегда подспудно чего-то боялась. Что она пропадет, что она обидится и т. д. А сейчас я свободна в общении. И спокойна.
– Ты бы отменила эту ситуацию, будь такая возможность?
– Нет. Ни за что. Благодаря Наде я научилась по-настоящему доверять. Ага, представь. Меня кинули, бросили, а я вот доверяю. Как так вышло? Просто теперь мое доверие взрослое. Не детское – душу наизнанку, потому что просто чувствую, что ты – родное сердце. А такое – мы сближаемся постепенно, я смотрю на тебя, ты смотришь на меня, и чем больше мы оправдываем кредит доверия друг друга, тем больше можем открываться. Это круто. Так мне нравится гораздо больше, чем раньше.
Конечно, я никому не пожелаю такого разрыва с другом. То, как поступила Надя, – плохо. Но теперь я умею переживать и такие штуки. В целом навык полезный. Надеюсь, больше никогда не пригодится, но про запас имеется.
Глава 7
Лиза
– Лизонька, ну погодите вы так расстраиваться, право дело. Ну что вы! Вот, возьмите воды. Существуют же альтернативные варианты. Усыновление, суррогатное материнство, да и ЭКО, возможно, все-таки сработает. Я же не говорю, что там совсем без надежды. Да, придется пробовать с донорской яйцеклеткой. И ничего. Вынашивать же будете вы! Лиза, вы слышите меня?
Ухоженная, миниатюрная врач внимательно смотрела на Лизу сквозь очки в тонкой золотистой оправе. Елена Георгиевна была последней надеждой. Знакомые, рекомендовавшие обратиться к этому врачу, отзывались о ней как о волшебнице, способной сотворить невозможное. И Ивановых она «забеременела», и Петровых, а уж у Сидоровых вообще случай запущенный был, так и им помогла. Поэтому приговор «бесплодие» из ее уст звучал совсем трагично и безвыходно.
Нервы не выдержали, и Лиза, изможденная продолжавшимися уже несколько лет походами по врачам, начала просто рыдать. Истошно, немного по-детски, всхлипывая, вздрагивая, размазывая слезы по щекам. Врач, несмотря на весь свой опыт, даже растерялась немного. Невзирая на сложность темы, с которой она работала, со столь яркой реакцией Елена Георгиевна столкнулась, наверное, впервые.
Ты знаешь, я плакала у нее в кабинете и понимала: ну дичь какая-то. Что я, взрослая женщина, как ребенок малый. А остановиться не могла. Такое состояние, вот просто – все. Все. Выть, кататься по полу, проклинать мир и того, кто там этим миром управляет. Мне еще долго потом очень стыдно было. Боялась, что Елена Георгиевна больше не пустит на прием. Скажет, мол, еще не хватало с истеричками связываться.
Поняв, что Лиза пока не готова к диалогу, врач терпеливо ждала, подливая в стакан воду и протягивая чистые салфетки. Через какое-то время слезы кончились, и Лиза, подняв заплаканные, опухшие глаза, еле слышно прошептала: «Простите, пожалуйста, я не знаю, что на меня нашло».
– Лиза, я все понимаю. Услышать такой диагноз – это… это сложно. Я не могу сказать вам, что знаю на сто процентов, каково это. Потому что не знаю – я не переживала подобную новость. Но я вижу, что вам сложно, больно. Мне очень жаль. Давайте мы все же не будем сдаваться. Давайте посмотрим варианты.
Лиза слушала доктора, опустив голову. Она все понимала и, конечно, слышала про варианты, но внутри все скукоживалось, сжималось, как будто ужасно хотелось есть, или, наоборот, не есть…
– Да, давайте. Но только не сегодня, если можно, мне что-то совсем нехорошо.
– Конечно. Выберем время для следующего визита?
– Хорошо. В следующий вторник вы принимаете?
Закончив с формальностями, Елена Георгиевна отдала Лизе несколько направлений на дополнительные анализы и тепло пожала руку на прощание. Было видно, что она действительно заинтересована в том, чтобы помочь пациентке. Это вселяло надежду. После череды безразличных, а порой и откровенно грубых врачей, с которыми Лизе пришлось столкнуться, новая доктор выглядела просто ангелом, посланником небес. Хоть и с дурными вестями.
Домой Лиза ехала на автопилоте, несколько раз проскочила нужный поворот, а потом долго сидела в машине у подъезда, смотрела, как дворники размазывают дождевые капли по стеклу. Подниматься в квартиру не хотелось. Там ждал Игорь, которому нужно как-то сообщить, что все вот так. Сил на объяснения, обсуждения, переваривание еще и его реакции не было.
Я была уверена, что он меня бросит. Хотя сама бы я не оставила его, узнай, что Игорь – бесплодный. И он-то ведь ни разу за все эти годы мытарств с выяснениями, что к чему, ни прямо, ни намеком не давал повода думать, что поступит именно так. Видимо, это все отголоски воспитания, всех этих установок общественных, рассуждений про главную женскую функцию. Это же лютая дичь. Я пока сама не столкнулась с проблемой, как-то не обращала внимания, даже не представляла, что эти глупости могут настолько сильно ранить. А они ранят, очень ранят. Ты себя вечно какой-то некондиционной чувствуешь. Хотя твоей-то вины вообще нет. Просто природа так распорядилась. И почему – никто не знает. Разве же справедливо травить меня, да и любого другого человека за это? Напоминать, мол, недоженщина, недожена.
