– Конечно, вы абсолютно правы, – продолжал врач, – но все же ваш визит, по-моему, совершенно бесполезен.
– Очень жаль, – вздохнул нотариус. – Однако давайте посмотрим, как чувствует себя наш дорогой барон.
Они приблизились к постели больного, и Луицци открыл глаза, чтобы рассмотреть врачевателя, которому доверили заботу о его здоровье. Перед ним стоял человек очень высокого роста, с совершенно лысым черепом, хотя совсем еще не старый; в одежде его чувствовался особенный изыск, а в манерах – некоторая театральность. Он пристально всматривался в лицо Луицци, слегка хмуря брови; наконец доктор уставил на больного палец и глубокомысленно изрек:
– Смотрите: скулы резко выдаются; лицо багрового цвета, опухшее; глаза покраснели и блестят от возбуждения; глазное яблоко беспрерывно вращается; дыхание неровное, прерывистое; кожа шелушится – все признаки налицо, болезнь в самом разгаре.
– Позвольте, – скромно вставил Луицци, – мне кажется, вы ошибаетесь…
– Вот! Видите? – широко улыбнулся господин Кростенкуп. – Явный бред! Он говорит, что я ошибаюсь.
– Уверяю вас, доктор, – продолжал Луицци, – я в полном порядке; и лучшим доказательством нормального самочувствия будут следующие доводы, побудившие меня обратиться к нотариусу.
И барон рассказал врачу все: и каким образом ухаживали за ним его верные слуги, и какие планы они строили на случай его смерти.
– Господи Боже ж ты мой! – вскричала госпожа Умбер. – Во дает! Да у него, похоже, совсем мозги расплавились! Я всю ночь тихонечко просидела с ним одна; разве что мне пришлось разбудить Луи – он спал в прихожей.
– Убедиться в нашей порядочности очень просто, – заявил Пьер, побагровевший от благородного гнева, – достаточно посмотреть, все ли на месте в секретере и шкафах.
– Хорошо, хорошо, – успокоил их господин Кростенкуп, – у вас нет никакой нужды защищаться: и так очевидно, что у барона не все дома.
– Сам ты дурак! – не выдержал Луицци, стремительно приподнявшись на своем ложе.
– Как, вы его отвязали? – испугался доктор, увидев это невольное движение.
– Само собой! А как бы еще он писал своему нотариусу? – мигом нашлась госпожа Умбер.
– Ну так привяжите его обратно, и немедленно! – приказал доктор.
– Вы не посмеете, мерзавцы! – с нарастающей яростью закричал Луицци.
– Торопитесь же! Не обращайте внимания на его безумные вопли.
– Что происходит? Что случилось? – забормотал внезапно разбуженный шумом нотариус; утомленный бурными делами прошедшей ночи, он мирно проспал в мягком кресле весь рассказ Луицци.
– Видит Бог, – ответил ему врач, – горячка одолевает его сильнее прежнего.
– Господин Башелен, – крикнул Луицци, – помогите же! Это умышленное убийство!
– Вот, смотрите, – сказал господин Кросенкуп. – Классическая картина полного психоза.
– Я требую другого врача, – продолжал Луицци, – а этого шарлатана я и знать не знаю! Грязный интриган! Господин Башелен, я в руках негодяев, которые хотят нажиться на моей смерти!
– Крепче, крепче привязывайте, – командовал доктор, в то время как Луицци сопротивлялся, как только мог. Наконец последние силы оставили барона; хрипя от гнева, он уронил голову на подушку, совершенно ослабев и задыхаясь.
– Бедняга! – проговорил нотариус, с сожалением глядя на Луицци. – Что делает болезнь! А ведь совсем недавно он выглядел молодцом! Какое прекрасное наследство получат Кремансе!
– Ни за что! – крикнул Луицци. – Никогда семейство, к которому принадлежит эта гадина, госпожа де Фантан, не получит моего состояния!
– Ну вот! Тронулся окончательно! – удовлетворенно произнес доктор. – Вам лучше удалиться, сударь. Упоминание о завещании только вредит ему.
Нотариус, с жалостью посмотрев на несчастного, вышел и унес с собой его последнюю надежду.
Доктор проводил нотариуса взглядом и тут же обернулся к госпоже Умбер:
– Ну-с, а какое действие оказали на больного этой ночью пиявки и горчичники?
– Я их не ставила, ведь ночь прошла очень спокойно.
– Хм, крайне сомнительно. Никогда еще его пульс так сильно не бился. Немедленно поставьте, и никак не меньше сотни!
– Хорошо, будет сделано, господин доктор, – поклонилась госпожа Умбер.
– Вечерком я загляну еще, – уже в дверях добавил доктор, – посмотрим, как пойдут дела.
Как только он исчез, слуги молча переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что делать дальше, и по знаку Пьера все вышли, оставив сраженного барона наедине с его мыслями.
Итак, он оказался в руках невежественного врачевателя, который обязательно доконает его своими назначениями, и во власти слуг, чьи преступные планы безуспешно пытался разоблачить. Теперь, конечно, они заинтересованы в его гибели, дабы избежать сурового наказания. Луицци чувствовал, что обречен. У него не было никакой возможности уведомить друзей; к тому же – мог ли он назвать кого-нибудь своим другом? Его участь, без всякого сомнения, предрешена. Лакей, кучер и сиделка совещаются в прихожей, как бы поаккуратнее добить его, ибо теперь это стало для них первейшей необходимостью. Что будет? Что делать? К кому обратиться за помощью? К Дьяволу? Луицци еще претила мысль о новой встрече со слугой из преисподней: разве не он всему виною? Разве не лукавый вверг барона в эту ужасную переделку! И вполне возможно, он выручит его и теперь только для того, чтобы окунуть с головой в еще более мерзкую кашу! И все-таки Сатана – его единственный шанс. Помощи от людей не приходилось ждать никакой, и потому Луицци позвал нечистого. Но тот не явился, и барон был вынужден признать, что лишен и этой надежды. В самом деле, его могущественный колокольчик недосягаем, а иного средства заставить повиноваться своего потустороннего раба, так же как и холопов, сделанных из плоти, у него не было.
В отчаянии Луицци не видел иного выхода, как получить помощь от беса, а теперь, когда этот путь к спасению оказался недостижимым, барон ни о чем другом и думать не мог. Он горько укорял себя, что не воспользовался теми моментами, когда слуги еще подчинялись, и не завладел драгоценным талисманом. В яростном исступлении он закричал:
– О! Я отдал бы десять лет жизни, лишь бы колокольчик оказался у меня в руках!
– Правда? – Дьявол тут же появился рядом с его кроватью.
– А! Сатана, друг, выручай! Освободи!
– И ты отдашь мне десять лет?
– Тебе мало того, что ты уже отнял у меня?
– Мало. Ты же столько глупостей понаделал.
– Это ты, бес, меня попутал.
– Повинуясь твоим желаниям.
– И пряча от меня истину.
– Не говоря тебе ничего, кроме истины. Барон, уясни себе наконец одну вещь: тот, кто создал этот мир, – искусный творец. Если он дал людям веки, то для того, чтобы яркий свет солнца не слепил их. А если он наделил их невежеством, страхом и легковерностью, так затем, чтобы они не сошли с ума и не стали идиотами от ошеломляющего света истины.
