К вечеру мы добрались до Отрива. Дом госпожи Жели не походил на просторный и красивый особняк господина Дилуа, но казался роскошным после убогости и тесноты монастырской кельи с вечным ледяным сквозняком из-под двери, долгие часы запертой на ключ. В камине уютно трещал жаркий огонь; служанка подала нам отменный ужин, но главное – мы могли сколько угодно хихикать, вопить и возиться, скинув нагрудники, и не опасаться суровых нотаций, а то и долгого стояния на коленях вместо еды. В тот вечер мы были по-настоящему счастливы. Я спала в одной комнате с Жюльеттой, и никто не мешал нам болтать даже заполночь, мы забыли о разлучавшем нас в определенный час монастырском звоне колокола к отбою – как будто отдых можно подчинить распорядку, как подчиняются молитвы и дневные работы.
Тогда я и совершила первую ошибку. Выслушав мой воодушевленный рассказ о впечатлениях от поездки, Жюльетта иронично улыбнулась.
«А что бы ты сказала, – поинтересовалась она, позволив мне излить все мои восторги, – что бы ты сказала, если бы увидела праздник в Сент-Габелле?»
«Праздник?»
«Ну да. Самый веселый местный праздник, он состоится завтра».
«И мы можем пойти?»
«В монашеских облачениях? Вряд ли это удобно».
«Похоже, ты права…»
«Конечно, нет ничего плохого в желании посмотреть на игры и танцы; мамаши самых строгих правил и те не возбраняют этого своим дочерям; дело в том, что наши костюмы слишком приметны, а в данном случае это совсем не к нашей пользе».
«Почему?»
«Потому что в монашеском одеянии нас навряд ли сочтут красавицами. Да вот, взять тебя, например; стоит сделать тебе модную прическу, и ты будешь очаровательна, как сама любовь, станешь самой завидной красоткой на празднике!»
«Ты смеешься, Жюльетта?»
«Вовсе нет; у тебя такой чистый цвет лица! А глаза? Столь нежных и томных ни у кого нет!»
Каролина вдруг осеклась и, отведя глаза в сторону, смущенно проговорила:
– Я пересказываю вам все эти глупости лишь затем, чтобы вы знали всю правду. К тому же Жюльетта из любви льстила мне по любому поводу…
– Охотно верю, – не удержался Луицци. – Но продолжайте же, Каролина.
– С этими словами Жюльетта сняла с меня нагрудник и клобук, распустила волосы, ласковой волной упавшие на мои оголенные плечи. На минуту застыв на месте, она почти что сердито посмотрела на меня и с сожалением в голосе прошептала:
«Да, ты и в самом деле прелестна, может быть, даже слишком…»
Но, казалось, поспешив прогнать неприятные мысли, она с прежней веселостью продолжала:
«А если причесаться вот так, – она что-то изобразила у меня на голове, – то получится просто восхитительно! А если еще приодеть тебя в одно из моих бедненьких платьев – ведь теперь это нам запрещено, – то, я уверена, и фигурка будет что надо! Попробуем?»
«Для начала неплохо было бы посмотреть в зеркале, что за прическу ты мне сотворила…»
«Нет, нет, когда полностью закончим твой туалет, тогда и посмотришь на себя. Ты себя просто не узнаешь!»
И, не оставляя мне времени на сомнения, она немедленно поснимала с меня тяжелые одеяния, нарядила в шелковое платье и вышитый шейный платок, расчесала и разукрасила, как только могла, и лишь затем подвела к большому зеркалу:
«Ты только посмотри!»
Она была права – узнала я себя не без труда и вскрикнула:
«Неужели это я?»
«Должна признать, – воодушевленно заметила Жюльетта, – если ты появишься в таком виде на празднике, то от приглашений на танец отбоя не будет».
«Особенно если учесть, что я не умею танцевать», – рассмеялась я в ответ на ее восторги.
«Ты? С такой фигуркой, как у тебя, просто нельзя не уметь! К тому же в современных танцах нет ничего сложного – главное, двигаться в такт».
С этими словами она принялась напевать модный мотив и сделала несколько па, крайне изящных, несмотря на тяжелое послушническое облачение; при этом она пленительно улыбалась, а ее слегка подернутые нежной поволокой глаза, казалось, ослепительно вспыхивали в такт мелодии и движениям тела.
«Это тебе, – воскликнула я, – тебе нужно переодеться в платье! Возьми его…»
«О! У меня есть и другие, – успокоила она меня. – Вот увидишь, мы сейчас устроим грандиозный бал для двоих!»
С необычайной быстротой она скинула монашеское облачение и переоделась в платье, оставлявшее на виду шею и плечи. Вы не представляете, какой милой, легкой и очаровательной она выглядела в этом туалете, с колечками длинных волос, ниспадающих вдоль гладких щечек!
«Так вот, – поучительно сказала Жюльетта, кокетливо приосанившись, – делай, как я; представь, что некий юноша приветствует тебя; если ты не имеешь чести знать его, то нужно, обдав его ледяным взглядом – вот так, – показала она, – презрительно отвести глаза в сторону; если это шапочный знакомый, то можно ответить ему легким кивком; если же это давний друг, то нужно приветствовать его вот так!»
И Жюльетта с восхитительной грацией изображала вариации и всевозможные нюансы того, о чем говорила.
«Теперь ты, – предложила она, – попробуй».
И пока я пыталась повторить ее жесты, она то и дело вскрикивала:
«Как ты мила! Как будто ничем другим в жизни не занималась! Право! Стоит тебе только захотеть, и – бьюсь об заклад – через пару уроков ты будешь танцевать лучше меня!»
«Ну уж это вряд ли», – усомнилась я.
«А вот увидишь, – уверила она. – Я начинаю; смотри и запоминай».
Мы встали лицом друг к другу; Жюльетта запела и принялась танцевать; я повторяла ее движения и, не желая того, испытывала огромное удовольствие, ибо подружка лучилась от счастья и гордости за мои успехи, беспрерывно твердя:
«Как ты мила! Как прелестна! Если бы настоятельница или господин Барне увидели тебя в таком виде на празднике – ни за что бы не признали!»
«И тебя тем более», – смеялась я в ответ.
«А как это было бы забавно все-таки! Ты только представь, – мечтательно произнесла Жюльетта, – танцы под деревьями, игры, разные разности! А главное – столько народу! Соберутся все самые распрекрасные дамы со всей округи с детьми и мужьями; молодые люди, прискакавшие верхом или приехавшие в коляске, прогуливаются в праздничной толпе, расточают самым миловидным девушкам комплименты, приглашают на танец, смотрят влюбленно и пылко! Если бы ты пошла туда, то за тобой увивалась бы целая свита кавалеров, а все эти задаваки, не соизволившие ни разу пригласить тебя к себе, просто взбесились бы от зависти!»
«Да, – грустно сказала я, – как жалко, что это удовольствие не для нас…»
«И правда, – поддакнула Жюльетта, – давай лучше спать, чем зря мечтать о невозможном…»
Мы скинули наши прекрасные наряды и легли; но еще долго мне грезились танцы, веселая музыка, толпы юных красавцев, забавы и гулянье; множество голосов вторило мне, что я обворожительна, мила и обожаема. Никогда еще мой сон не был столь беспокойным, и только к утру улеглось возбуждение, порожденное нашим славным и невинным вечером.
