– Надеюсь, король усвоит ваши доводы. Со своей стороны я могу только, как говорят испанцы, сказать одно: «Si no, no»
[10].
Я резко отвернулась в сторону, чтобы не встретиться взглядом с человеком, который, казалось, имеет надо мной больше власти, чем родной отец. Увидев меня, он остановился и продолжил:
– И кроме того, посоветуйте барышне несколько облагоразумиться. Заплатив такую кучу денег, я не желаю, чтобы мне при каждой встрече корчили гримасу повешенного. Всего доброго, премного благодарен за внимание.
Господин Карен вышел, а я, взглянув на батюшку, увидела его лицо, раскрасневшееся, как я догадалась по бегающим глазам, от стыда, а не от негодования или ярости, чего вполне следовало бы ожидать.
– Что ж, идем, – сказал он, – час настал.
Отец пошел вперед, а я последовала за ним, размышляя о том, что другая девушка на моем месте, возможно, посмела бы ослушаться и потребовать объяснений. Когда я вышла во двор, он уже сидел в экипаже и остервенело листал переданные ему только что бумаги. Я не решилась обратиться к нему; даже когда я села рядом, он едва ли заметил меня, уставившись в документы и бормоча:
– Нужно покончить с этим. Хватит, хватит…
Чуть-чуть успокоившись, он аккуратно сложил бумаги, убрал их в карман и вынул оттуда другие, которые начал разглядывать не без некоторого удовлетворения.
– Он не может мне отказать, не может, – тихо повторял он, – это было бы слишком неблагодарно с его стороны… Хотя они никогда не помнят добра…
Переживания батюшки заставили меня почти что забыть о собственных, и я решилась осторожненько потревожить его:
– Вы получили какие-то печальные известия, не правда ли?
– Почему вы так подумали?
– Мне так показалось…
– Нет, Луиза, – отец на глазах пришел в себя и улыбнулся, – наоборот, я нахожусь сейчас у подножия заветной цели – обустройства вашей жизни, вашего союза с человеком выдающегося воспитания, которого ждет будущее политическое не менее блестящее, чем его финансовое настоящее.
– Вы имеете в виду сына господина де Карена?
– Да-да. Этот юноша обладает широким кругозором и великими замыслами, он превосходит все ожидания, связанные с его рождением, и я могу только гордиться тем, что соединяю вашу судьбу с судьбой такого человека.
Я не совсем понимала отца; мне казалось, что эти восхваления с трудом выходили из его уст. Я собрала в кулак всю свою решимость, как бы для того, чтобы нанести сильнейший удар, и дрожащим голосом произнесла фразу, которая мнилась мне предельно отважной:
– Но я еще даже не видела…
– О! Насмотритесь еще, подождите, – с жестокой насмешливостью в голосе ответил господин де Воклуа. – Никто не собирается тащить вас под венец словно на заклание. Прошли те варварские времена, когда благородные семьи порой жертвовали счастьем своих детей. Не забивайте этим голову – это всего лишь глупости новомодных философов, которыми так ловко пользовались якобинцы, засоряя мозги либерально настроенным обывателям.
Его тон был гораздо более суровым, чем требовалось для того, чтобы подавить любое мое возражение. Вскоре мы прибыли во дворец, и только тут отец, наконец-то присмотревшись ко мне, обнаружил мою бледность и грусть и резко заметил:
– Но что с вами? Что случилось? По выражению вашего личика можно подумать, что я приношу вас в жертву… что я вас…
Он осекся, не решившись, видимо, произнести то, что думал, но, при всей моей неопытности, я догадалась, что он имел в виду. Мне вспомнились ужасные слова господина Карена: «Заплатив такую кучу денег, я не желаю, чтобы мне при каждой встрече корчили гримасу повешенного». Я поняла, каких разговоров боялся батюшка – что он меня продает, и разрыдалась. Отец в ярости топнул ногой, но все-таки сдержался.
– Послушайте, Луиза, будьте же благоразумны. Ничто еще не решено, и если молодой человек не придется вам по вкусу, тогда и посмотрим; но, ради Бога, держите себя в руках – ведь вас сейчас увидит весь высший свет! У меня достаточно недоброжелателей при дворе, которым трудно дать лучший повод для клеветы.
С этими словами он вытирал платком мои слезы, и вскоре я немного успокоилась.
– Ну, вот и хорошо; вы же хорошая девочка, просто умничка. Потерпите немного – наше счастье не за горами.
Он помог мне выйти из экипажа и повел к часовне.
Эдуард, я описала всю сцену в малейших деталях, чтобы вы поняли, как нежданно-негаданно вторглась в мою беззаботную жизнь беда, которую я не могла тогда точно определить, как я вдруг почувствовала, что ступила на дорогу, испещренную невидимыми рытвинами, как я страшилась той цели, к которой меня вели, не зная, где она и что из себя представляет. Ибо теперь вся моя жизнь заключалась в боязни незримого призрака, в боли от незаметной глазу раны, в страхах перед неведомым в бестелесной оболочке, которые я не могла отбросить как помрачение рассудка, перед несчастьем, которое не имело четких очертаний, но тем не менее постоянно, как тень, находилось передо мной! Но все рассуждения поведают вам о моих страданиях куда меньше, чем изложение дальнейших событий.
Мы вошли в часовню, где все ждали выхода короля. Я обнаружила, что меня с любопытством рассматривают; но святость места ограничивала чужое любопытство несколькими беглыми взглядами, оторвавшимися от страниц молитвенников, и невнятным шепотом. Я заняла предоставленное мне место, и вскоре появился король. Я была воспитана скорее в привычке к религии, нежели в серьезных размышлениях о Боге, и выполняла христианские обряды скорее из уважения к Нему, нежели со рвением; и до того дня еще ни разу я не просила от всего сердца Господа Нашего о помощи и милосердии, ибо настоятельной потребности в том не испытывала. Но в тот день страх вложил истинные чувства в мою, если можно так сказать, немую мольбу ко Всевышнему. При других обстоятельствах подобно большинству присутствовавших в часовне женщин я бы относилась к богослужению как к очень торжественному спектаклю, где нужно и должно сосредоточиться, но нет, я молилась с отчаянным усердием и едва заметила, как служба подошла к концу. А ведь господин Воклуа велел мне как можно быстрее найти его, что я и поспешила сделать. Быстрыми шагами он провел меня в какую-то длинную галерею и сказал:
– Сейчас здесь пройдет король; соберитесь, вы должны ответить ему подобающим образом, если он с вами заговорит.
И в самом деле, вскоре появился Карл Х в сопровождении наследника престола с супругой; с царственной благосклонностью он принял несколько поданных ему прошений, в то же время оживленно беседуя со свитой, но, когда он увидел моего отца, легкая тень недовольства пробежала по его лицу.
– А-а, это вы, Воклуа? – протянул он.
Батюшка, поклонившись, взял меня за руку, чтобы представить; но Его Величество, не заметив его движения, бросил на ходу:
