Обо всем этом и о многом другом я думал вечер за вечером, когда вспоминал о ее улыбке и темно-синих глазах, грозящих потопить меня в своей глубине. Все эти причины имеют смысл; даже одной из них было бы достаточно, чтобы удержать меня от того, чтобы поехать к ней и умолять на коленях вернуться ко мне.
Но против доводов Вальдура все эти причины бессильны. Он навсегда потерял свою любовь. Мне же нужно лишь протянуть руку и хотя бы попытаться вернуть свою. Но я противлюсь этому, тогда как он отказался бы от всего, чтобы Юринна была рядом с ним.
Я дурак!
– Принеси мне вон то седло, – приказываю я ему, резким движением указывая в другую сторону конюшни. – И скажи остальным, что меня не будет несколько дней.
Вальдур вздыхает.
– Ты, наконец, обретаешь здравый смысл, мужик.
Я надеваю на Элору уздечку.
– Это не значит, что я верну ее, – уточняю я. – Но я хочу убедиться, что с ней все в порядке. Что она… справляется. Если у нее все в порядке, я не буду ее спрашивать. Но… если она… не забыла меня…
Мои пальцы дрожат, и мне требуется несколько попыток, чтобы застегнуть последнюю застежку.
– Тогда я спрошу ее, не хочет ли она вернуться со мной. Решение за ней.
Вальдур подает мне седло Элоры.
– Мы ждем вас. И возьми с собой этого проклятого жеребца, иначе он умрет здесь с голоду, потому что никто не осмелится приблизиться к нему.
Я чувствую улыбку на своих губах.
– Я все равно собирался отвести его обратно к Давине. Он принадлежит ей.
– Лучше привези ее сюда, – говорит Вальдур. – Нам всем это выгодно. Она всем нравится. И ты бы наконец перестал убивать всех взглядом. Ты был гораздо спокойнее, когда она была здесь.
Он кладет мне руку на плечо.
– Она хорошо на тебя влияет.
– Я знаю, – бормочу я. – Но не могу измениться. Не могу предать своего друга и короля, но также не могу отказаться от Давины. Я посмотрю, как она, когда доберусь до двора. Я должен прибыть туда завтра утром, если буду ехать всю ночь.
– Мы ожидаем, что ты вернешься с Давиной, – говорит Вальдур, будто ему все равно, в каком затруднительном положении я нахожусь.
Я же, напротив, оказался меж двух огней и не знаю, что выбрать. Моего друга, которого я когда-то любил как брата, которого у меня никогда не было? Или девушку, о которой я почти ничего не знаю, но которая украла мое сердце и упорно не хочет его отдавать?
Глава 25
Давина
Первые несколько дней я прячусь в своей комнате и пускаю только Линнет и Кларис. Последняя составляет мне компанию, когда я больше не могу выносить беспечность Линнет. Она не задает никаких вопросов и не боится взять меня за руку, когда я снова пялюсь в пустоту.
В какой-то момент я не хочу видеть никого из них. И больше не могу подавлять магию, которая почти вырывается из меня. Когда просыпаюсь по утрам, иней покрывает простыни и подушку, а на оконных стеклах появляются ледяные цветы.
Это лишь вопрос времени, когда я стану такой же, как моя бабушка.
В отчаянии пишу несколько писем маме, спрашивая у нее совета, не вдаваясь в подробности. Я никогда не упоминаю Леандра. Ответы матери приходят быстрее, чем я могла бы предположить, они лаконичны и точны, прямо как она сама. Она рада, что моя магия проявилась, и уверена, что со временем я научусь контролировать ее. Она, наверное, предполагает, что я могу сотворить только несколько снежинок, как она…
Боюсь, что кто-то здесь или во фрискийском дворе может прочитать письма прежде, чем они дойдут до моей матери, поэтому не смею писать ей правду.
Я вижу Эсмонда только во время тех приемов пищи, которые мне приходится проводить рядом с ним. Однако от меня не ускользает, что с каждым днем он все больше отдаляется от меня, жалуясь на холод, который исходит от меня. Я не против, в конце концов, не хочу, чтобы он был слишком близко ко мне.
Проснувшись однажды утром, обнаруживаю глубокие царапины на руках. Когда смотрю на них и на окровавленные ногти, то понимаю, что, должно быть, сама поранила себя, когда спала. В течение дня потребность расчесать кожу все сильнее: покалывание моей магии почти сводит с ума.
Когда Линнет замечает мои раны, помогая мне одеться, она резко вздыхает. Мы в ее комнате, потому что я никому не позволяю войти в свою. Там все стены покрыты тонким слоем льда. У меня нет другого выбора, кроме как сказать Линнет правду.
– Мы должны что-то с этим сделать, – говорит она, роясь в своем шкафу. Она гордо возвращается с парой перчаток. – Ты должна носить их, особенно ночью.
Я киваю. Моя попытка состричь ногти мало что дала. Я все равно проснулась с рубцами на руках и плечах. Может, перчатки что-то изменят в лучшую сторону.
Дни я провожу, гуляя по розовому саду, делая вид, что не замечаю прилегающего загона и стоящих там лошадей. Большую часть времени Линнет составляет мне компанию, иногда я остаюсь одна.
Однажды в саду мы натыкаемся на группу женщин, устраивающих пикник со своими детьми. Я как раз собираюсь развернуться и незаметно исчезнуть, когда ребенок подбегает ко мне и хватает за юбку. Сразу же внимание всех присутствующих приковывается ко мне. Женщины прекращают разговоры и смотрят на меня, как на незваного гостя. Я чувствую то же с тех пор, как переступила порог этого замка, но раньше, за исключением приемов пищи, мне удавалось избегать встреч с незнакомцами.
То, что я обручена с королем, ставит меня выше всех присутствующих дам, но ни одна из них, похоже, не думает выказать уважение, которого я заслуживаю. Они не могут оправдаться тем, что не знали, кто я такая, – мои почти белые волосы и заостренные уши являются достаточными знаками, чтобы признать во мне будущую королеву.
Молчаливое неприятие, с которым они встречают меня, сжимает мне горло. Я хочу выбраться отсюда, снова запереться в своей комнате и в очередном письме умолять маму забрать меня домой.
Я приседаю, чтобы вырвать свое платье из рук мальчика, которому не больше трех лет, и отступить. Не успеваю я открыть рот, как замираю. Настороженные зеленые глаза смотрят на меня. Пухлое лицо в обрамлении густых светлых кудрей.
Я тяжело сглатываю, и мой взгляд устремляется на группу женщин. Одна из них снисходительно усмехается и протягивает руку.
– Иди сюда, малыш! Сколько раз я должна повторять, чтобы ты не подходил к незнакомцам?
Мальчик, похожий на Эсмонда, отпускает мое платье и бросается к своей матери, которая только что оскорбила меня более чем двумя способами, не говоря при этом ни слова мне напрямую.
– Все в порядке? – спрашивает Линнет, когда я выпрямляюсь. – Ты кажешься бледной. Даже больше, чем обычно.
Мне сложно держать себя в руках и кивать ей.
– Я в порядке. Может, мне стоит немного прилечь.
