— Мы ждем ещё каких-то гостей или скоро снимаемся с якоря?
— Насколько я понял, мы снимаемся ночью и идем вниз по течению. В шатре состоится грандиозная новогодняя вечеринка для гостей отеля «Оберой».
— Правда? Ты имеешь в виду эту арабскую сказку из «Тысячи и одной ночи» посреди пальм?
— Совершенно верно.
— Потрясающе.
Наконец-то загадка — почему судно встало на якорь именно напротив «Обероя» — была разгадана.
Тем временем на Нил опустилась ночь, и мы оказались на пороге Нового года. Шатер был заполнен до отказа. Казалось, вся каирская элита прилетела в Асуан, чтобы принять участие в этом спектакле. Знаменитые музыканты и певцы, звезды кино и театра развлекали гостей всю ночь. Посреди этого веселого хаоса я тщетно пыталась поговорить с Айлин — это было просто невозможно: слишком много было шума и суеты. За несколько минут до полуночи подали шампанское. Захлопали пробки, хлынуло рекой вино; множество рук потянулось за искрящимися, шипящими бокалами. До двенадцати оставались считаные секунды. Напряжение росло.
Но вот музыка оборвалась. Все затаили дыхание. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, на сцене появилась она — знаменитая египетская звезда эстрады.
Она взяла микрофон и начала отсчет — десять, девять, восемь… Египтяне ревели от восторга, заглушая гром аплодисментов. Ни единого слова уже было не разобрать. Когда певица крикнула в микрофон «Happy New Year!»
[47] и запела, все заплакали в каком-то экстатическом исступлении. Это был необыкновенно трогательный момент. Чтобы народ, включая и мужчин, пришел в такой восторг от голоса певицы и так открыто выражал свои эмоции! Я никогда до этого ничего подобного не видела. В эти минуты я готова была забыть все свои мучения и обиды последних дней. Какая разница, как называется судно — «Телестар» или «Исмаилия»! В жизни есть вещи поважнее. Во всяком случае, атмосфера всеобщего восторга и умиления заразила и меня. Я вдруг полюбила всех египтян.
Халид явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он не привык к таким бурным изъявлениям чувств. Хотя они все были из арабских стран, но всё же очень отличались друг от друга по своей ментальности.
Спев две песни, певица исчезла в свистопляске софитов и прожекторов так же внезапно, как и появилась. Музыка опять смолкла. Все в напряженном ожидании смотрели на сцену. И вдруг снаружи послышались оглушительные треск и грохот. Праздничный фейерверк. Все устремились к реке. Я через минуту вместе с толпой оказалась перед призрачными кулисами западного берега, на фоне которых покачивались корабли, сверкая праздничной иллюминацией. В лунном свете скользили по воде фелюки; их паруса то и дело вспыхивали загадочными отблесками фейерверка.
Временами мне казалось, что я таю вместе с серебряными искрами, сыплющимися с неба и с шипением вонзающимися в черную воду Нила. Халид обнял меня за плечи. Воздух был прохладным, небо казалось огромным занавесом, усыпанным алмазами звезд. Я просто задыхалась от счастья.
В репродукторе что-то заскрежетало, послышался свист микрофона, наконец женский голос зазывно воскликнул:
— Вы хотите увидеть беледи?…
Где-то на заднем плане тихо рокотали барабаны и лилась приглушенная арабская музыка.
Толпа, возбуждаемая призывными криками певицы, повалила назад в шатер. К моему удивлению, выяснилось, что певица не только обладает божественным голосом, но ещё и виртуозно владеет своими бедрами. Когда она по-настоящему разошлась и начала исполнять танец живота, никто уже не мог усидеть на месте — все бросились к сцене, бешено аплодируя и крича. Все слилось в ревущий хаос.
Вскоре мы отправились на борт «Телестара», где нас, судя по всему, ждал ещё один сюрприз.
За это время число пассажиров увеличилось ещё на два, вернее, на три человека, если считать младенца, гордый отец которого, друг Халифы, специально прилетел со своей семьей из Парижа. Этот египтянин отправился туда, чтобы усовершенствовать свое искусство танцора и мима. И вот он, похоже, собирался устроить свое собственное шоу. У него были длинные черные волосы; на затылке уже обозначилась лысина, зато на лице красовались пышные усы. Своей обезоруживающей улыбкой и своим ростом он производил ошеломляющее впечатление — как настоящий художник. Говорили, что у него собственная школа танца живота в Париже.
Его жена когда-то была его ученицей. Теперь они втроем танцевали по всему свету.
В баре спешно сдвигались в сторону кресла. Бармены готовили напитки, из динамиков лилась арабская музыка. Скоро я наконец смогу поговорить с Айлин. У меня весь вечер чесался язык — мне не терпелось поведать ей о моих приключениях.
Наконец выступление началось. Зазвучали барабаны, флейты и гармошки. Наш танцор, в синей джа-лабидже, босиком, с палкой в руке, под унылую мелодию плавно двигался, имитируя поступь верблюда. На губах его играла улыбка. От него исходило какое-то первобытное, магическое обаяние. Мужчины восторженно гудели и подбадривали танцора. Вскоре все вокруг уже просто падали от хохота. Через некоторое время по залу пронеслась его партнерша. На ней был шелковый голубой наряд с золотыми орнаментами и цепями на бедрах. Легкая, как газель, она грациозно вплелась в танец своего мужа. Музыка вдруг стала резко набирать темп. Француженка в экстазе крутила бедрами. Взгляды зрителей застыли, как под гипнозом. Все жадно вбирали в себя это зрелище, не в силах оторвать глаз от бьющейся в конвульсиях белокурой светлокожей женщины. Когда её тело несколько минут подряд вибрировало, как пружина, гром аплодисментов стал усиливаться, пока ритм танца постепенно не уподобился мягкому, упругому дыханию ветра над барханами. Оба танцора вновь виртуозно сплелись в единое целое и продолжили танец.
Потом они вдруг принялись так настойчиво зазывать зрителей на свои «подмостки», что через минуту почти все кресла опустели. Халид не поддался на их агитацию. Когда пригласили на танец меня, я посмотрела на него в ожидании помощи, но это не помогло: мне пришлось выйти в круг.
А поскольку женщины было в явном меньшинстве, то я оказалась в самой гуще кавалеров. Меня подхватывал и кружил в танце то Ибрагим, то Набиль, то кто-нибудь чужой. Вскоре я поборола в себе смущение и заразилась общим весельем. Айлин тоже веселилась от души и залихватски крутила бедрами под бешеные ритмы. Атмосфера становилась все более непринужденной, никто и не думал идти спать.
Вдруг я перехватила мрачный, исполненный ревности взгляд Халида, который со стаканом виски в руке сидел в стороне. С тяжелым сердцем я вернулась на место, терзаясь угрызениями совести. Я молча погладила его руку и ласково улыбнулась ему. На долю секунды мне показалось, что он собирается грохнуть стакан об пол. Но он допил виски и поставил стакан на столик. Уголки его губ сложились в улыбку, однако я знала, что этой улыбке доверять было нельзя.
— Халид, пойдем спать, твоя жена устала, — сказала я, все больше проникаясь тревогой.
