— Верена, меня зовут, я должен на пару минут прервать разговор. Но ты жди у телефона, я сейчас вернусь.
«Боже, скажи мне, что я должна делать!..» — тяжело вздыхала я. Я закрыла глаза и поняла, что мне не будет покоя, пока не уеду из Дубая. Что я каждый час, каждую минуту буду думать о нем. Что у меня в ушах постоянно будет звучать этот гортанный голос, пока я не сойду с ума от тоски.
Наконец опять зазвонил телефон. Телефонистка с улыбкой кивнула мне.
— Верена?
— Да.
— Пожалуйста, скажи, что ты меня любишь, что тебе без меня плохо и что ты никогда меня не покинешь — до самой смерти! Скажи!
— Ах, Халид, ты меня сведешь с ума!
Он засмеялся, ласково и восторженно.
— Значит, завтра приеду за тобой около одиннадцати утра, хорошо?
Я чувствовала, что он весь горит от радостного ожидания.
— Ну конечно. Куда же я денусь. Твоя взяла.
— О Верена, повтори это ещё раз, пожалуйста! Твои слова слаще меда!
Я молчала, тяжела дыша.
Он вдруг сказал ликующим голосом:
— А знаешь, куда мы поедем?…
— Представления не имею, но надеюсь, что ты мне это сейчас сообщишь.
— Я могу только сказать тебе, что мы вернемся назад поздно вечером.
— Не может быть — мы что, едем в Аль Ваху?…
— Это сюрприз.
— Нет, Халид, скажи мне — мы едем в Аль Ваху?
— Увидишь, — посмеивался он загадочно.
— Боже, я угадала, мы едем в Аль Ваху. Ты говорил со своей мамой? Она согласна? Она хочет со мной познакомиться?
Он продолжал посмеиваться.
— Ну, значит, до завтра? И надень, пожалуйста, что-нибудь такое, чтобы закрыть плечи. Лиза, разумеется, тоже приглашается.
Я в волнении поспешила через пальмовую рощу к Лизе. Мои мысли неслись вскачь. Неужели Халид и вправду не терял времени даром и привел в действие все рычаги, пока я здесь, повесив нос, делала преждевременные выводы? Как я могла так недооценивать его!
— Лиза! Представь себе — мы завтра едем в Аль Ваху!
Хотя Лиза вовсе не жаждала оказаться в неприступном мире арабской семьи, она все же согласилась сопровождать меня.
Остаток дня я провела в каком-то отрешенно-возбужденном состоянии. Это странная смесь радости, любопытства и волнения не покидала меня даже ночью, во сне.
ДОРОГА В АЛЬ ВАХУ
Первое, что нам бросилось в глаза при въезде в центр Шарджи, была надпись огромными белыми буквами посреди пестрых клумб: «Smile, you аге in Sharjah»
[32]. Этот город был настоящим лабиринтом из пересекающихся улиц, лагун и островов. Здесь ничего не стоило заблудиться. Но Халид уверенно вел машину через этот гигантский муравейник, мимо Дворца правителя до Военного лагеря. В каждом слове Халида звучали радость и гордость, как будто он сам все это построил — все эти водные парки, мосты и башни.
— Посмотрите вон туда, — сказал он, притормозив на минуту. — Там, в Военном лагере, служит Саид.
И он поведал нам, что Саид — военный психиатр и занимает важную должность.
— Психиатр?… Ну, знаешь — мог бы и предупредить нас, когда знакомил с ним!
Халид рассмеялся. Мы поехали дальше и вскоре покинули город, взяв курс на Аль Ваху.
Дорога шла вдоль пиратского побережья, мимо маленьких княжеств. Некоторое время мы ехали в полной тишине, если не считать музыки «Дайр Стрейте», к которой Халид, похоже, питал особую слабость, и пиканья спидометра. Я постепенно с головой погрузилась в звуки гитары великого мастера. Эта музыка придавала плывущей мимо пустыне какой-то странный драматизм. Когда зазвучала песня «Once upon a time in the west»
[33], мы с Халидом молча, но выразительно посмотрели друг на друга. Это длилось всего одно мгновение, но его было достаточно, чтобы ощутить крепкую внутреннюю связь — любовь, возводящую мосты через, казалось бы, непреодолимые пропасти между двух культур.
Миновав Аджман (приблизительно на полпути к Аль Вахе), мы остановились на автозаправочной станции, чтобы заправиться и утолить жажду. Халид принес несколько банок колы и севен-ап. Я, ввиду предстоящего знакомства с мамой Халида, все больше нервничала. Оставшуюся часть пути мы слушали исключительно арабскую музыку: я решила, что мне нужно внутренне настроиться на встречу с семьей Халида.
— Ну что ж, если надо — значит, надо, будем слушать дудки и барабаны, — сказал Халид.
Но он сильно преувеличивал: красивый женский голос, причудливо переливавшийся жалобными тонами всех оттенков, удивительно подходил к этим унылым пейзажам. Между последним эмиратом и Аль Вахой царила какая-то особая, почти призрачная пустота. Вдоль обочины тянулись барханы. Долгое время мы не видели ничего, кроме песков, асфальта и чернильно-синего моря далеко впереди. Удивительно, какую яркую игру красок и какие мощные контрасты могли порождать эти пустынные места.
Халид мельком взглянул в свое зеркало на дремлющую Лизу. Он чувствовал, что мой взгляд прикован к его профилю, но не отрывал глаз от дороги. На его лице застыла едва заметная улыбка. Его характерный профиль с длинным, типичным арабским носом казался олицетворением истинной мужской красоты. Мне вдруг почудилось, что он хочет, чтобы я как можно глубже запечатлела в памяти его образ. Я покраснела и отвела взгляд к окну. Халид вдруг ласково коснулся пальцем моей щеки и сказал:
— Никогда не забывай, что я люблю тебя больше всего на свете.
В горячей дымке постепенно проступали очертания горного массива Аль-Хаджар — мы приближались к Аль Вахе. На заднем сиденье зашевелилась Лиза. Она заснула сразу же, как только мы отъехали от заправочной станции.
— Ну что, скоро мы приедем? — спросила она, потягиваясь.
— Да, просыпайся скорее, мы скоро выходим, — ответил Халид.
Горы уже неслись мимо нас, совсем близко. Между пальм и плоских белых домов вздымались в небо минареты. Море слева от нас вдруг скрылось за огромными барханами. Перед нами раскинулся город. Мое сердце колотилось, напряжение росло, тишина в машине словно сгущалась. У меня было ощущение, как будто мне предстоит какой-то очень важный экзамен.
И не где-нибудь, а на самом отдаленном клочке земли Аравийского полуострова.
Аль Ваха уже была объята предвечерним светом. Мы должны были приехать гораздо раньше, но Халиду пришлось ещё заниматься какими-то срочными делами, так что мы выехали на три часа позже, чем собирались. Тем временем «понтиак» Халида обогнул Часовую башню, шестиконечную шатровую крышу на столбах посреди аккуратно подстриженного газона.
