Но когда я выслушиваю историю его жизни, меня поражают подоплека самых странных идей Джеймса, его логика и эмоциональный фон. Идеями, которые можно проследить до холодного плаца Королевской военной академии в Сандхерсте и отчаянного желания не быть брошенным снова.
Честность общежития
Вступительные испытания в Уэлбекском колледже включали три дня беспощадной муштры в армейских бараках Уэстбери. Там были экзамены по физике и математике наряду с проверкой физической выносливости на полосе препятствий – скрип десятков кроссовок на деревянном полу старого обшарпанного спортивного зала. И за ними все время наблюдали. Это Джеймс помнит наиболее живо. Чувство, что на тебя смотрят, изучают тебя, оценивают.
«На тебя смотрели даже тогда, когда ты не знал об этом», – говорит он мне. Он вспоминает, как за обедом случайно окунул конец галстука в суп. Вот дерьмо. Они наверняка заметили. У меня появляется ощущение, что Джеймс был к себе более придирчивым, чем приемная комиссия.
Из тысяч юношей со всего королевства, подававших документы, только 75 были приняты в колледж. «Они искали лидерский потенциал, – объясняет Джеймс, – лидерский потенциал в пятнадцатилетних мальчиках». На финальном собеседовании он стоял перед тремя мужчинами в униформе, еще несколько наблюдали из углов комнаты. Те трое сидели за длинным столом, просматривая документы кандидатов. «Ваш отец служил в ВВС, правильно? Почему вы хотите присоединиться к армии?»
Мысль Джеймса на секунду вернулась к отцу и всему, что происходило дома. «Я хочу твердо стоять на ногах, сэр».
Офицер поднял бровь и почти незаметно кивнул.
Когда пришло письмо, Джеймс втайне надеялся на отказ. Последняя пара месяцев были беспросветно мрачными. Мама узнала о романе отца, и обстановка дома стала такой отравляющей, что Джеймс отправился пожить к сестре, пока родители занимались разводом.
Он не мог сконцентрироваться на уроках, потерял мотивацию, сдал экзамены хуже, чем от него ожидали. Он чувствовал оторванность от жизни, ему было наплевать на будущее. «Мне было наплевать, что я не смогу найти работу, – сообщает мне Джеймс, – я был готов жить на пособие. Меня как будто выключили».
Но, очевидно, люди из Уэлбека увидели в нем что-то, и отец в конце концов убедил Джеймса принять приглашение.
Тогда Джеймс еще не знал, что отец уже планирует переехать и начать новую жизнь со своей девушкой в Саудовской Аравии. Сейчас он гадает, не пытался ли отец таким образом убедиться, что кто-то будет присматривать за Джеймсом, пусть даже армейское командование. «Но я не знаю, – заключает Джеймс, отмахиваясь от этой мысли. – Понятия не имею, о чем он думал».
Сидя в поезде, Джеймс нервно сворачивал и разворачивал газету. Он слишком волновался, чтобы читать. На самом деле он купил газету, только чтобы создать образ. Ему подумалось, что очень важно будет выглядеть респектабельно и что начальство оценит, если он будет держать под мышкой серьезное издание.
Джеймсу еще предстояло выбраться из переходного возраста. Он был небольшого роста, узкогрудый, с кипой курчавых волос – из-за них его будут звать Мочалкой. В руках у него был чемоданчик с блестящими медными пряжками, костюм широк в плечах. Джеймс все еще не понял, правильный ли он сделал выбор, во многом его сомнения относились к девушке, от которой он так далеко уезжал.
Он познакомился с Луизой в школе и долго собирался с духом, прежде чем сделать ей открытку на День святого Валентина (с обязательным сентиментальным стишком внутри). Джеймс не мог поверить своему счастью, когда Луиза ответила взаимностью. «Она была первой красавицей в школе, – вспоминает он, – на четверть итальянка, идеальный римский нос, смуглокожая». Короче говоря, он ее обожал. Они начали встречаться, ходить на танцы, и вскоре все стало серьезно. «Я был так влюблен, она мне просто голову вскружила. Все вот это шестнадцатилетнее безумие. Мои родители разводились. Я думаю, что много нерастраченной любви перенаправил в эти отношения».
Проезд прибыл на станцию в Северном Ноттингемшире, где Джеймс со стайкой других кадетов должен был сесть в автобус и проехать последние несколько километров до Уэлбекского аббатства, где располагался колледж. Джеймс опустил глаза, он не помнит, чтобы обменялся хоть словом с кем-то. Но когда шины стали шелестеть по гравию (они заехали на территорию колледжа), Джеймс впервые увидел аббатство. Он делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух. После паузы он говорит: «У меня аж дыхание тогда перехватило. Это было по-настоящему красивое место, просто прекрасное».
Это чувство никогда его не покидало. После государственной общеобразовательной школы колледж был просто откровением. «Просто находиться рядом с этими умными, здоровыми, любопытными и целеустремленными людьми – это было как глоток свежего воздуха после домашних проблем», – описывает Джеймс.
Рассказывая об учителе литературы, Джеймс сравнивает его с персонажем Робина Уильямса в «Обществе мертвых поэтов». Он вспоминает, как они с классом вышли в заросший сад и сидели на берегу бассейна в виде полумесяца, пока учитель читал стихи.
Я совсем не так представлял себе образование будущих военных. Но здесь готовили не простых солдат, а высокопоставленных офицеров. Вместе с другими курсами у ребят были занятия по дипломатии, академическому письму, их учили тому, когда прилично появиться на коктейльной вечеринке, как выбрать место для ужина, где провести встречу за завтраком. Когда можно опоздать и на сколько можно опоздать.
Мальчики носили блейзеры, брюки со стрелками и лакированные ботинки. Военный камуфляж был для парадов и физических упражнений. Они жили все вместе, там и появилась «Честность общежития». «Это было жестоко иногда, – говорит мне Джеймс, – по крайней мере, могло быть жестоко. Мы обходили общежитие и говорили правду о каждом кадете. Говорили, что на самом деле думаем о нем. Если кого-то не любили, его просто по кирпичикам разбирали».
И что же соратники говорили Джеймсу?
Он не медлит с ответом: «Что я слишком чувствительный. Это правда, я и был чересчур чувствительным». Он часто сомневался в себе и краснел, если учитель вызывал его говорить перед классом. Он все еще переживал по поводу развода родителей. За три четверти первого года в колледже он ездил навещать родных в четыре разных дома. Затем пришло письмо от Луизы. «У меня сердце в пятки ушло, признается Джеймс, – я дня три уходил спать раньше всех, накрывался с головой одеялом и плакал почти всю ночь. Да, это было очень тяжело для меня».
Другие парни могли поддевать Джеймса за чувствительность. Но его все еще уважали, он нравился всем. Когда Луиза рассталась с ним, куча друзей предложили написать ей письма, чтобы попытаться убедить ее передумать. Джеймс не принял их предложение, но был очень тронут, что они подумали об этом, что им было не все равно. В Уэлбекском колледже и в обещании армейской карьеры по его окончании Джеймс обрел семью, на которую мог положиться.
«Я чувствовал себя дома. На своем месте».
«Роваллан»
Джеймс принес присягу Ее Величеству королеве и подписал официальный договор о неразглашении. В восемнадцать лет, выпустившись из колледжа, он стал рядовым британской армии. Больше того, он стал кадетом Королевской военной академии в Сандхерсте, по окончании этого заведения он должен был получить звание второго лейтенанта.
