Возьмем классическую демонстрацию силы конформизма, проведенную психологом Соломоном Ашем
[111]. В его исследовании участникам показывали линию (приложение 1) и задавали вопрос, на какую из других – А, Б или В – (приложение 2) она больше всего похожа. Как вы можете видеть, ответ, в общем-то, очевиден.
Тем не менее члены группы (в которой пять человек были студентами университета, сотрудничавшими с экспериментаторами) специально вслух давали неправильный ответ, один за другим, в различных испытаниях, похожих на приведенное выше. Тогда, собственно, участники сталкивались со следующей дилеммой: правильный ответ был очевиден, но дать его – значило пойти против группы. Поддаться конформизму и повести себя как остальные было бы проще, но в таком случае пришлось бы ответить очевидно неправильно.
Аш предполагал, что респонденты проигнорируют вопиюще неправильные ответы подсадных участников и ответят верно. Однако этого не произошло. 76 % соглашались несмотря на ошибочность. Бо́льшая часть поддалась влиянию в 1–3 случаях из 12 испытаний, где группа давала неправильный ответ. При этом значительное число респондентов поддавались влиянию группы практически каждый раз.
В одной важной дополнительной версии исследования Аша
[112] участникам говорили, что они опоздали в лабораторию на эксперимент и поэтому на вопросы будут отвечать письменно и конфиденциально. В таком случае, когда не надо было отвечать вслух и при других людях, они редко поддавались влиянию очевидно неверных ответов, данных остальными. Подобная версия эксперимента Аша показывает, что участники на самом деле отлично видели реальное положение дел, однако свободно могли высказать то, что думают, только на условиях конфиденциальности. Респонденты знали, что другие не правы, но соглашались, не желая быть исключенными из группы.
Эксперимент показал: стремление быть принятым в сообщество оказывает на нас огромное влияние. Люди могут придерживаться различных мнений, держа это в тайне, но при этом публично соглашаясь с бессмыслицей, которую вещает толпа, чтобы не выделяться. Поступая аналогично, мы остаемся чушеверными, а это намного проще, чем высовываться, и удовлетворяет стремление к принадлежности.
Для людей, старающихся сделать все, чтобы подкрепить убеждения лучшими из имеющихся доказательств, мотивированная чушеверность может казаться очень странной. Они часто ошибаются, думая, будто все, что нужно людям, – веское доказательство, и тогда-то они перестанут покупаться на брехню. Те, кто верит в чушь в связи с когнитивными или контекстуальными причинами, могут адекватно отреагировать на представленные доказательства. Однако это не касается людей, убежденность которых в чуши подкреплена какой-то мотивацией. Никакое количество доказательств не изменит их веру, потому что они выбрали именно это убеждение. Как только вы осозна́ете, что кто-то не собирается подкреплять свои убеждения доказательствами, то поймете: их проблема никак не связана с отсутствием веских аргументов.
Лакмусовой бумажкой для мотивационной чушеверности является простой вопрос: «Если можно без тени сомнения доказать, что А – неверно, а Б – верно, поверите ли вы, что Б – истина?» Если человек отвечает «нет», знайте: их выбор чуши обусловлен какой-то мотивацией. В таком случае нет смысла продолжать спорить. Ваш подход к решению вопроса с использованием фактов встретит только больше сопротивления, и вы столкнетесь с еще большей порцией глупости
[113].
Грустная правда заключается в том, что невероятно маленькое количество людей формируют свои убеждения и высказывают их только после внимательного исследования всех доказательств
[114].
Несмотря на то что аргументы, приводимые в подкрепление чьего-то мнения, зачастую неправильно воспринимают как факты, бо́льшая часть убеждений сформирована под влиянием субъективных эмоциональных реакций, а не на базе внимательного изучения доказательств. Ошибочное приравнивание аргумента к доказательству только усложняет задачу для людей, которые не особо озабочены их поиском. Они склонны подтверждать свои идеи, изучая данные, которые подкрепляют их выводы. Выбирая подходящие доказательства, мы не приблизимся к истине. Можно легко поверить в то, что мы хотим считать правдой, используя те же когнитивные искажения, которые делают нас более чушеверными
[115].
Психический дискомфорт, вызванный наличием двух противоречивых мыслей, социальные психологи называют «когнитивным диссонансом»
[116]. Искусство проверять спорные убеждения противоречит стремлению верить в них, потому что проверка фактов может стать опровержением. Люди склонны стремиться к избеганию когнитивного диссонанса или к его уменьшению, если он все-таки возник. Вместо того чтобы признать ошибки и отказаться от убеждений, основанных на чуши, люди еще активнее цепляются за них и рационализируют противоречивые доказательства, чтобы уменьшить диссонанс
[117]. По тем же причинам, хотя консерваторы вроде и знают, что папа римский не одобрял кандидатуру Дональда Трампа во время его предвыборной кампании и Хиллари Клинтон не руководила клубом педофилов в пиццериях Вашингтона, они очень хотят, чтобы это было правдой
[118]. Все люди избегают диссонанса, не проверяя факты, подкрепляющие данное мнение. Они скорее поверят в эту глупость, потому что она согласуется с тем, во что они стремятся верить по поводу этих кандидатов.
