Судья издал удивленное восклицание. Бергер с любопытством
смотрел на Мейсона.
– Вы можете не отвечать на вопросы, – спокойно пояснил
Мейсон, – если вы чувствуете, что ваши ответы могут быть обращены против вас.
Если вам необходимо отказаться, то вы должны сказать следующее: «Я отказываюсь
отвечать, пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, которые
могут быть направлены против меня». Когда вы так скажете, никто в мире не
сможет заставить вас говорить.
Тельма Бевинс улыбнулась Мейсону и громко сказала:
– Я отказываюсь отвечать, пользуясь конституционным правом
не отвечать на вопросы, которые могут быть направлены против меня.
В зале наступила мертвая тишина. Наконец послышался вздох
Бергера.
– Вы были в доме Бассетов, когда произошло убийство? – задал
он новый вопрос.
Тельма посмотрела на Мейсона.
– Откажитесь отвечать на вопрос, – посоветовал ей Мейсон.
– Каким образом ответ на подобный вопрос может быть обращен
против свидетельницы? – обратился Бергер к судье.
Мейсон пожал плечами:
– Если я правильно понимаю юридические права, то дело
свидетеля решать, на какой вопрос отвечать, а на какой – нет. Объяснение,
которого требует прокурор, может тоже быть обвиняющим, и даже в большей
степени, чем ответ.
Тельма Бевинс поняла намек юриста:
– Повторяю, я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.
Судья откашлялся, но ничего не сказал. Бергер бросился в
атаку с другой стороны.
– Вы знаете Перри Мейсона? – спросил он.
– В этом вопросе нет ничего страшного, – вмешался судья, – и
суд ждет ответа.
– Знаю, – сказала девушка и смущенно посмотрела на Мейсона.
– Вы поехали в Неваду по предложению Перри Мейсона?
Девушка обратила к адвокату вопрошающий взгляд.
– Я объяснил ей ее конституционные права, – сказал юрист. –
Но для пользы дела я разъясняю, что именно я навел девушку на мысль поехать в
Рино и оплатил ее проезд.
Если бы окружного прокурора внезапно хватили мокрым
полотенцем по лицу, он, наверное, удивился бы меньше.
– Что вы сказали? – спросил он.
– Я оплатил этой девушке поездку в Рино, – сказал Мейсон, –
и оплачивал ее издержки, пока она была там.
– И вы выступаете в качестве ее защитника?
– Да.
– И вы советуете ей отказываться отвечать на вопросы?
– Как вы видите, она выполняет мои рекомендации.
Бергер внимательно посмотрел на свидетельницу.
– Давно вы знаете Ричарда Бассета?
– Откажитесь отвечать на этот вопрос под тем же предлогом, –
сказал Мейсон.
Судья Уинтерс наклонился вперед и поглядел на Мейсона:
– Вы знаете, адвокат, суд начинает склоняться к тому, что вы
стараетесь убедить свидетеля не отвечать на вопросы не потому, что они ей
угрожают, а потому, что эти вопросы угрожают вам. Суд впервые сталкивается с
подобным казусом и предоставляет вам удобный случай для объяснения.
– Мне предоставляется такая возможность? – спросил Мейсон.
– Да, конечно, – спокойно сказал судья.
– Хорошо, – сказал Мейсон, – при данных обстоятельствах я
буду вынужден сделать заявление, ваша честь, хоть я и надеялся, что мне не
придется его делать. В ту ночь, когда был убит Хартли Бассет, одна молодая
женщина находилась в приемной. Неожиданно из кабинета вышел человек в маске.
Маска была сделана из копировальной бумаги. В ней были вырезаны два отверстия
для глаз, хотя через одно из них была видна пустая глазница.
– Адвокат, – резко произнес судья, – имеет ли это отношение
к женщине на свидетельском месте и причинам, по которым она не отвечает на
вопросы?
– Ваша честь, – сказал Мейсон, – суть не в этом, а в том,
почему я советую женщине не отвечать на вопросы. Я собираюсь прояснить дело, и
тогда ваша честь убедится, насколько существенно все, о чем я говорю, хотя
кое-что может оказаться спорным.
– Хорошо, – сказал судья, – продолжайте.
– Она вскрикнула. Мужчина ударил ее. Она сорвала с него
маску и успела рассмотреть черты его лица, тогда как он из-за особенностей
освещения был лишен этой возможности. Он ударил ее еще раз и, видимо, думал,
что убил ее. Потом он скрылся. Итак, ваша честь, она единственная живая
свидетельница, видевшая в лицо человека, который выбежал из комнаты сразу после
совершения убийства.
– Ваши аргументы убедили меня в том, – сказал судья, – что
попытка скрыть эти показания является серьезным нарушением, а вдвойне серьезным
нарушением было сокрытие свидетельницы от юрисдикции суда.
– В настоящее время я не собираюсь обсуждать сложившиеся
обстоятельства, я только пытаюсь объяснить, почему мисс Бевинс не должна
отвечать на вопросы, которые могут быть поставлены ей в вину.
– Это поразительная ситуация, – сказал судья.
– Я и не утверждаю обратного, – сказал Мейсон, – мне лишь
необходимо ваше согласие предоставить мне время и возможность сделать
разъяснение.
– Хорошо, сделайте его, – сказал судья.
– Очевидно, маска была придумана наспех, так сказать, импровизированно.
Тот, кто вошел в комнату Бассета, заранее задумал убийство. Он приготовил
оружие и принял меры к тому, чтобы выстрела никто не слышал. Иначе говоря, он
завернул пистолет в одеяло, чтобы скрыть от жертвы оружие и заглушить шум. Он
должен был также подготовить заранее напечатанную записку о самоубийстве, чтобы
оставить ее в машинке Бассета.
– Теперь вы показываете против своего клиента, – заметил
судья.
– Что вы, ваша честь, я просто пытаюсь объяснить отказ
девушки отвечать на вопросы.
– Но вы нарушаете профессиональную этику, выступая против
своего клиента, которого вы представляете в деле об убийстве.
– Я не нуждаюсь в указаниях суда на соблюдение этики. Я сам
знаю, что мне надо делать и что не надо.
– Хорошо, – сказал судья, – продолжайте ваши объяснения. Но
говорите кратко.
– К сожалению, много говорить не придется. Я хочу обратить
внимание суда на некоторые важные детали. Во-первых, убийца решил после
совершения преступления покинуть кабинет. Но так как маска была сделана в
спешке из подручного материала, напрашивается вывод, что убийство было
спланировано заранее, а бегство – нет.
Далее, ваша честь, я утверждаю, что весь план бегства, план
демонстрации лица в маске и пустой глазницы возник в голове убийцы после того,
как убийство было совершено, потому что лишь тогда он сообразил, каково
потенциальное значение стеклянного глаза, зажатого в руке жертвы.
