– Не знаю, пока еще рано говорить о нем. Это первое дело об
убийстве, в котором он принимает участие.
– Вы знакомы с ним?
– Я с ним встречался.
– Если он узнает, что вы причастны к исчезновению Фенвик, он
предпримет что-нибудь против вас?
– Возможно.
– А что вы можете сделать?
– Сказать ему правду, но этого недостаточно.
– Что вы имеете в виду?
– Если бы я сообщил любому суду на этой зеленой божьей
земле, что я захватил важную свидетельницу в деле об убийстве, укрыл ее от
властей и отправил к себе в офис, чтобы узнать, что ей известно, и получить ее
показания, прежде чем за нее возьмется полиция, а потом попытался рассказать о
ее исчезновении неизвестно куда, то для среднего читателя газет это означало бы
две вещи: во-первых, что я лжец, а во-вторых, что ее показания имеют решающее
значение в деле против моего клиента и я укрыл ее по этой причине.
Делла Стрит сочувственно кивнула.
Загудел зуммер из приемной – Деллу приглашали к телефону по
важному делу. Она взглянула на Мейсона, тот кивнул. Делла подняла трубку,
послушала и прикрыла мембрану ладонью.
– Это окружной прокурор Гамильтон Бергер. Он в приемной и
хочет видеть вас, – сказала она.
– Пригласи его сюда, – сказал он. – И записывай каждое
слово. Не думаю, что он станет сознательно извращать сказанное мной, но всегда
полезно иметь туза в рукаве.
Делла кивнула и пошла навстречу прокурору.
– Здравствуйте, Мейсон, – приветливо поздоровался вошедший.
Он был широкоплечий, с толстой шеей, усатый.
Мейсон тепло приветствовал его, пригласив сесть.
– Это официальный или частный визит? – спросил Мейсон.
– Скорее частный, – сказал Бергер.
Мейсон взял сигареты и предложил их Бергеру, тот закурил и
улыбнулся Делле, которая расположилась с блокнотом на дальнем конце стола.
– Разве так необходимо записывать, что я скажу? – спросил
Бергер.
– Нужно записывать все мои слова, чтобы потом мне не
приписали того, что не было сказано.
Прокурор испытующе посмотрел на адвоката.
– Послушайте, Мейсон, – сказал Бергер, – я должен проверить
вас.
– Это меня не удивляет.
– Я слышал, что у вас репутация очень изобретательного
человека.
– И вы пришли ко мне, чтобы обсудить со мной мою репутацию?
– иронически спросил Мейсон.
– Отчасти и по этой причине.
– Хорошо, давайте обсудим, но выбирайте выражения.
– У вас репутация адвоката, способного на разные штучки, и,
по моему мнению, это так и есть, хотя я считаю ваши штучки вполне законными.
– Я рад, что вы так думаете, – ответил Мейсон. – Ваш
предшественник думал обо мне иначе.
– Я полагаю, что адвокат вправе прибегать к искусным, но
законным ходам, с тем чтобы выяснить правду, – продолжал Бергер. – И полагаю,
что вы прибегаете к вашим фокусам не ради того, чтобы запутать и смутить
свидетеля, а именно ради того, чтобы он говорил правду.
Мейсон поклонился.
– Я поблагодарю вас, когда вы закончите свою речь, – сказал
он. – Опыт подсказывает мне, что обычно начинают с комплиментов, чтобы потом
больней ударить.
– Сейчас не время для этого, – ответил прокурор. – Я только
хочу, чтобы вы поняли мое отношение.
– Если оно действительно таково, то я его понимаю.
– Тогда вы оцените то, что я намерен сказать.
– Продолжайте.
– Прокурор обычно хочет наказать виновного. Это естественно.
Полиция расследует дело и представляет результаты прокурору. А он уже готовит
приговор. Фактически репутация прокуратуры зависит от числа раскрытых
преступлений. Поскольку я взялся за эту работу, то хочу быть добросовестным. Я
испытываю ужас при мысли, что могу наказать невиновного. Мне нравится ваша
работа. Вероятно, вы не согласитесь с тем мнением, которое я составил о вас.
– Какое же это мнение? – сказал Мейсон.
– Мне кажется, что вы больше детектив, чем адвокат. И это
нисколько не умаляет ваши юридические возможности. Ваша техника выступления на
суде просто великолепна, но она не всегда способствует правильному пониманию
дела. Когда вы используете ваши трюки в ущерб судопроизводству, я против них,
но когда это делается ради раскрытия тайны, я за них. Мои руки связаны, я не
имею возможности действовать иначе, чем предусмотрено специальной инструкцией.
Иногда мне хотелось бы иметь такую возможность, особенно когда я вижу, что
свидетель лжет.
– Поскольку вы искренне говорите со мной, – сказал Мейсон, –
чего раньше не делал ни один прокурор, я тоже буду с вами откровенен. Этого,
конечно, я не позволил бы себе с другим прокурором. Я не спрашиваю клиента,
виновен он или нет. Когда я даю согласие клиенту заняться его делом, то получаю
с него деньги. Виновный или нет, он в итоге предстанет перед судом. Но если я
узнаю, что мой клиент виновен, особенно в убийстве, и что его нельзя оправдать
ни морально, ни по закону, я заставляю его признать вину и отдаю на милость
суда.
– Я так и думал о вас, Мейсон, – сердечно сказал прокурор.
– Только помните, – добавил Мейсон, – что я осуждаю человека
за убийство, если нет моральных или формальных оправданий преступлению. В
случае морально оправданного убийства я спасаю человека, конечно, если это
возможно.
– Не могу согласиться с этим, – заявил прокурор. – Я считаю,
что только закон может наказывать и оправдывать людей, но хочу вас
предупредить, что у меня против вас нет предубеждений, и я буду рад подружиться
с вами. Поэтому мне очень бы хотелось, чтобы вы предъявили Хейзл Фенвик.
– Я не знаю, где она.
– Может быть, это и правда, однако вы могли бы, я думаю,
сказать, где ее искать.
– Я же говорю, что не знаю.
– Но вы помогли ей скрыться.
– Я послал ее в свою контору.
– Ваши действия вызывают серьезное подозрение.
– Не знаю только почему, – спокойно возразил Мейсон. – Если
бы вы появились на месте первым, то не придумали бы ничего лучшего, чем
отправить ее в вашу контору и получить показания.
– Я занимаю ответственное положение, и мой долг расследовать
это убийство.
– Разве это мешает мне действовать в пользу клиента?
– Это зависит от того, как действовать.
