В лье из Вильно есть высокая гора, крутая и полностью обледеневшая, и она стала роковой для наших повозок, которым удалось уцелеть на Березине. Нашим лошадям с невероятным трудом удалось взойти на нее, но пушки и фургоны мы спасти не смогли. У подножия этой горы мы видели всю гвардейскую артиллерию, экипажи Императора, и сокровищницу армии.
Проходившие мимо солдаты ломали фургоны, и уносили на себе их содержимое — великолепные платья, меха, парчовые ткани, золотые и серебряные монеты. Странное зрелище — умирающие от голода люди, но с полными карманами золота, собирают рассыпанные на снегах России роскошные вещи, сделанные в Париже. Разграбление продолжалось до того момента, когда пришедшие казаки напали на мародеров и отняли у них награбленное.
При подъеме на эту гору мои люди разбежались, чтобы принять участие в грабеже. И потому, поднявшись наверх, я не нашел рядом с собой ни одного из 4-го, хотя некоторые позже присоединились ко мне. Один из моих майоров — командир батальона, тяжело больной — его везли на санях — он исчез, и больше мы его не видели. В первый день мы прошли девять лье. Во второй — пункт назначения Жижморы
[78] — семь лье. Генерал Маршан уже не возглавлял нас, я один вел полк.
Офицеры умоляли меня сделать привал в лье от нашей цели, но от Жижморов до Ковно десять лье, и пушка нашего арьергарда напоминала мне, что в последний мы должны прийти завтра. Естественно, я настоял, чтобы продолжать марш к Жижморам, где мы нашли убежище в переполненных ранеными лачугах.
На следующий день, 12 декабря, в пять утра мы пошли дальше. Темнота и лед на дороге сильно замедляли наш ход. На рассвете офицер сообщил мне, что маршал Ней с арьергардом в течение ночи прошли Жижморы, что он впереди нас, и что теперь между нами и врагом никого нет.
Это был, пожалуй, самый трудный момент этой кампании. Я огляделся — двадцать больных офицеров, двадцать наполовину вооруженных солдат — вот мой полк и все, что осталось, чтобы сохранить нашу свободу и наши жизни.
Мы почти дошли до Немана, и в одно мгновение могли лишиться результатов двухмесячных страданий, исключительной преданности и стольких жертв. Мысль об этом чуть не лишила меня самообладания.
Я ускорил марш, не обращая внимания ни на свою усталость, ни на усталость моих товарищей, не обращая внимания на обледеневшую землю, по которой нам так тяжело было идти. Я уже ходил по этой дороге — в июне месяце, после нашего прохождения Немана. Тогда, в то самое прекрасное время года она была покрыта многочисленными войсками, вызывавшими большее восхищение своим пылом и энтузиазмом, чем даже их прекрасный внешний вид. А теперь вот — толпа оборванных бродяг, слабостью своей похожих на трусов — в любой момент готовые умереть от усталости, порожденной стремительным бегством от сильного врага. Этот отвратительный контраст между воспоминаниями и реальностью пробудил меня, и я обнаружил, что я еще выдержу много испытаний.
Уже на полпути к Ковно я получил хорошее известие — маршал Ней с арьергардом все еще позади нас. Это открытие позволило мне дать моему полку несколько минут отдыха среди руин села Риконти
[79]. Затем мы возобновили свои усилия, чтобы дойти до Ковно, который, казалось, убегал от нас.
Два офицера, ехавших в санях, очень хотели, чтобы я занял место рядом с ними. Я отказался, желая. Чтобы мои спутники вдохновлялись, глядя на меня. Тем не менее, я признаю, что я считал себя достойным уважения за этот отказ. Никогда ранее я не испытывал такой усталости, и неоднократно думал, что я упаду на этой дороге и никогда не дойду. Наконец, мы увидели Неман, а потом вошли в Ковно. Пока солдаты искали ром и сухари, я обессиленный лежал на углу какой-то улицы. Жилья найти не удалось, поэтому я и мои офицеры были вынуждены силой вломиться в дом занятый 4-м корпусом, солдаты которого отказались впустить нас, и там на полу заночевали.
Вскоре после нас прибыл маршал Ней. Часть арьергарда он оставил за городом. Вечером с другими полками к нам присоединился генерал Маршан, и издал приказ начать марш в пять часов утра следующего дня. Мы должны были пересечь Неман и навсегда покинуть эту злосчастную землю.
Но перед самым отбытием маршал решил, что мы должны остаться с ним в арьергарде. Это было последнее и суровое испытание нашего мужества и преданности, которое нам предстояло выдержать. В последнее время уцелевших солдат 3-го корпуса согревала мысль, что их задача полностью выполнена — они дошли до Немана, и хотя уже не были способны воевать, получили приказ оставаться в Ковно, чтобы попытаться его защитить или, точнее говоря, чтобы быть с честью погребенными в его руинах. К чести офицеров и солдат, нужно отметить, что они беспрекословно повиновались приказу, без ропота и жалоб, и никто не покинул ряды в этот критический момент. Я же искренне восхищался героическим упорством маршала Нея, и поздравлял себя с тем, что я снова участник его второй и последней попытки. Затем мы разошлись по нашим квартирам, ожидая новые приказы и готовые к любой чрезвычайной ситуации.
Глава IX. От Ковно до Вислы
Положение дел в Ковно. — Оборона города. — Переход через Неман. — Последняя атака русских по ту сторону реки. — Хладнокровие маршала Нея. — Марш на Кенигсберг. — Размещение армии на Висле. — Прибытие 3-го корпуса в Мариенбург.
В Ковно, как и в Вильно, множество складов и лавок. И совершенно ясно, что управления раздачей пайков не было. Солдатам, однако, не свойственно среди изобилия умирать от голода. Самые крупные лавки были разгромлены, и этот новый вид беспорядка принес новые горести. Множество солдат напились до бесчувствия, затем заснули на морозе и замерзли насмерть. Этот алкоголь был тем более опасен, что, не думая о последствиях, солдаты пили его в больших количествах так же, как и менее крепкие напитки. Бочки разбивались, и водка текла по мостовой. Другие уносили печенье, галеты, и мешки с мукой. Двери платяных лавок тоже взламывались, их содержимое выбрасывалось, каждый солдат брал, что под руку попадется, и одевал на себя прямо в центре улицы. Большинство, однако, проходило Ковно без остановки, думая только как благополучно сбежать. Эти люди давно уже имели привычку механически идти за передними, и их, рискующих погибнуть в давке, можно было увидеть на мосту, в то время как они могли бы безопасно перейти Неман по льду.
Маршал Ней продолжал защищать Ковно, не только для того, чтобы дать время всем этим несчастным спокойно уйти от противника, но и чтобы прикрыть отступление короля Неаполя, который накануне вечером через Гумбиннен отправился в Кенигсберг. Наспех возведенные земляные укрепления у Вильненских ворот он считал достаточным препятствием, способным целый день сдерживать продвижение противника. Утром арьергард вновь вошел в город. Две пушки и несколько рот баварской пехоты разместили на валах — и эта горстка теперь была готова встретить противника. Отдав все распоряжения, маршал Ней удалился в свою комнату, чтобы немного отдохнуть. Едва он нас покинул, как начался обстрел. Первый залп русской артиллерии смел одно из наших орудий, пехота обратились в бегство, и артиллерия тоже была готова поступить так же. Ничто не мешало казакам войти в город, как вдруг появился маршал. Мы почти совсем потеряли голову пока его не было — его присутствие все восстановило. Он взял ружье, войска вернулись на свои позиции и продолжили бой — и сражались до ночи, а отступление продолжалось.
