Когда заглядываю в кабинет, отец как раз надевает пальто.
– Хотел предложить тебе пообедать со мной.
Вздергиваю бровь в удивлении.
– Разве мы когда-нибудь обедали вместе?
– Нет, потому что ты не хотел.
– Думаешь, что-то изменилось?
Папа вздыхает.
– Это не приказ, Кирилл, просьба.
Несколько секунд сверлю его взглядом, но соглашаюсь. Слишком уж любопытно, что он задумал. Лучше быть настороже и знать, что на уме у предков.
Кафе, в котором отец обычно обедает, находится недалеко от офиса, так что вскоре я вяло ковыряю вилкой в тарелке, ожидая, что он скажет.
– Что с тобой происходит, Кирилл? – отец долго не ждет, я поднимаю на него глаза.
– А что со мной происходит? Ничего. Я работаю и сижу дома. В выходные езжу к Саше, у нее новый курс физиотерапии, и я хочу ее поддержать.
Папа внимательно меня рассматривает, потом замечает:
– Ты уж извини, я решил немного узнать об этом новом курсе, и оказалось, что никакого курса нет. Саша живет в обычном режиме.
Зло усмехаясь, откладываю вилку и откидываюсь на спинку стула. Ну отлично.
– И что? – складываю на груди руки. – Можешь проверить меня, я не вмазываюсь, если ты за это волнуешься.
– Я волнуюсь за тебя.
– Ага, конечно. А дома нельзя было об этом поговорить?
– Я только узнал и захотел сразу прояснить этот вопрос. Мама ведь не в курсе, так? Она уверена, что ты ездишь к Саше.
Потираю переносицу, морщась.
– Чего ты хочешь, пап?
– Хочу знать правду. Где ты пропадаешь по выходным? Ты же понимаешь, я и так выведаю, просто времени потрачу больше.
С насмешкой качаю головой.
– Ладно, а сам ты типа не догадываешься, куда я езжу?
У него такой непонимающий вид, что даже смешно. Подаюсь вперед, ставя локти на стол.
– Не надо строить из себя дурака. Вы с мамой все классно устроили, купили дом, Ясю, Таню, всех купили. Только одного не учли, есть то, чего нельзя купить ни за какие деньги. Мы с Ясей любим друг друга, понятно? И все равно будем вместе, даже если мне придется все три года жить на два города.
Отец смотрит в изумлении. Даже странно, они всерьез решили, что я отступлюсь? Плохо же они меня знают тогда. Но есть шанс, что удастся как-то его уговорить не рассказывать матери. Не знаю, как, правда, душу продать если только. Отдавать мне больше нечего.
– Я правильно понимаю, что Яся – это Ярослава? Наша бывшая соседка, с которой встречался Антон?
– Па, да хватит уже, – зло кидаю я, – ты же все знаешь.
– Ты с ней встречаешься? К ней ты ездишь на выходные?
– Да. Она ждет от меня ребенка, понятно? И я все сделаю для того, чтобы мы были вместе. И никакие ваши угрозы не подействуют.
Отец несколько секунд изумленно на меня пялится, потом протяжно выдыхает. Новость о ребенке для него точно сюрприз, но скрывать ее нет смысла, они узнают теперь быстро.
– И не вздумайте ездить к Ясе и угрожать ей, – поднявшись, натягиваю куртку. – Если с ней или с ребенком что-то случится, клянусь, я вас убью. И это не шутка, папа. Не только мама умеет ставить условия.
Отец ничего не отвечает, а я ухожу. Быстро иду, не разбирая дороги, дышу свежим воздухом, часто, глубоко, чтобы хоть немного загасить злость, бушующую внутри.
Они продолжают контролировать меня. Вот так, исподволь, оправдываясь волнением за мою жизнь. Конечно. Волнуются они только за себя, больше ни за кого. Черт!
Я знал, что рано или поздно мои отъезды вызовут вопросы. В конце концов, выдуманная Сашина терапия тоже не могла длиться вечно, но почему так быстро? Всего месяц прошел, как я уехал тогда от Яси, потерянный и одновременно счастливый.
Я был прав, она любит меня, хочет быть со мной. И казалось, мы все преодолеем, сколько бы времени ни понадобилось. Но теперь я снова не знаю, чего ждать. Какие новые условия выдвинут предки, чтобы разлучить нас?
Ужинаем мы в крайне напряженной обстановке. Отец молчит, погруженный в свои мысли, я жду, когда мы закончим и мать вызовет меня в библиотеку для очередного разговора. Но она молчит, только изредка косится на отца, как будто его задумчивость для нее загадка. Да и пошли они к черту. Я все ему сказал. Со мной может делать, что хочет, но Ясю и ребенка я не прощу.
Разговора так и не происходит. Ни сегодня, ни в следующие дни. В пятницу вечером отец уезжает в командировку, и я облегченно выдыхаю. Кажется, он пока молчит, а значит, у меня есть выходные, чтобы спокойно побыть с Ясей. Сегодня она вернулась домой, опасность миновала, но я все равно очень переживаю. Самое ужасное в том, что все может повториться, случиться внезапно, как говорится, на ровном месте.
К Ясе я приезжаю в субботу около одиннадцати, пристроив машину во дворе, достаю пакеты с продуктами и бегу по ступеням вверх. Сердце в груди бьется почти отчаянно. Так происходит каждый раз, когда приближается момент нашей встречи.
Яся бледновата, волосы убраны в небрежный хвост, широкая футболка скрывает чуть округлившийся животик. Яся даже как будто похудела, осунулась, скулы резче выделяются.
– Привет, – опускаю пакеты на пол и целую ее, она отвечает, прижимаясь ко мне, и на мгновенье все страхи и проблемы отступают, когда чувствую ее тепло и вкус губ.
– Проходи.
Она пропускает меня вперед, делаю шаг в сторону кухни и замираю, потому что за столом сидит мой отец.
Яся
Мне кажется, я меньше испугалась, когда увидела кровяные выделения. К этому я была готова, знала, что делать, кому звонить, чего ждать дальше. Мне повезло, опасность миновала. Врач говорит, это критический срок, дальше опасность выкидыша минимизируется. Пока лежала в стационаре, без остановки молилась, глядя, как капает магнезия в трубочку, ведущую к игле, вставленной в мою вену. Было страшно, привычно так страшно, как ни парадоксально. Потому что я уже проходила через это. Но не в этот раз. В этот раз я вернулась домой, бледная, измотанная, но с малышом в утробе. За дни стационара у меня взяли анализы по плану, и все оказалось в норме, в том числе и генетический тест.
И все равно страх, липкий, вязкий, дрожащий, постоянно следовал за мной, смотрел из-за плеча, облеплял кожу каждый раз, когда в животе или пояснице начинало тянуть. Этот страх сродни тому, от которого сходят с ума. Когда ты прислушиваешься к каждому изменению в себе и считаешь его патологическим. Тем, которое станет началом конца.
Кирилл все это время был моим маяком. Когда становилось особенно темно, он светил, заставляя верить в лучшее. Его голос успокаивал, его слова звучали в голове перед сном, позволяя уснуть, не мучаясь страшными переживаниями.
