Видимо, чего-то этого у нас не было. И я не врала Кириллу, говоря, что хочу снова любить. Несмотря на разбитые надежды, я все равно верю, что бывает по-другому. Долго и счастливо через все печали и радости, что выпадают вам на долю. Только вот моей веры не хватает на то, чтобы допустить, что настоящая любовь еще может постучаться в мою дверь.
И как ни прискорбно осознавать это: умом я не могу принять мысль, что таким человеком может стать Кирилл. Мы все-таки слишком разные. Мыслим по-разному, хотим разного. У нас разные цели и приоритеты. Пусть сейчас мы столкнулись, потянулись друг к другу, но вряд ли нам по пути.
– Ясь, – тихий голос зовет меня, я в который раз за этот вечер выныриваю из вполне ощутимой реальности своих мыслей в ту, что меня окружает. Пустая темная комната, матрас на полу, скомканное одеяло, и подушка, пахнущая Кириллом.
– Что? – спрашиваю тихо.
– Ты калитку так и не закрыла.
Я смеюсь, прикладывая ладонь ко лбу.
– Точно, – соглашаюсь с ним.
– Закрой, пожалуйста.
– Прямо сейчас?
– Завтра утром это уже будет менее необходимо.
Я вздыхаю, садясь.
– Хорошо, сейчас закрою.
Спускаюсь вниз, держа телефон возле уха, но в нем только тишина, прерываемая дыханием Кирилла. Одеваюсь, распахиваю дверь и застываю. Пар вырывается изо рта, мороз лезет под распахнутую куртку, колет шею и открытый участок груди, уползая под тонкую ткань.
Напротив стоит Кирилл, привычно спрятав руки в карманы куртки. Темные волосы торчат из-под шапки, одна прядь упала на глаз, но он и не думает убрать ее. Смотрит виновато и даже как будто смущенно, что в отношении Кирилла и представить-то сложно.
Я прикрываю ладонью рот, разглядывая его, а потом говорю:
– Заходи.
Кирилл дует на горячий чай, сгоняя в сторону струящийся от чашки дымок.
– И сколько ты там стоял? – спрашиваю его. Он делает маленький глоток.
– Недолго. Пока говорил с тобой, сам не заметил, как оделся и пришел. Про калитку я еще в прошлый выход понял.
Я молчу, поставив подбородок на ладонь. Он делает еще один глоток и спрашивает:
– Я кажусь тебе жалким?
Медленно качаю головой.
– Ты кажешься мне мальчишкой.
Он хмурится, делает еще один глоток.
– Это плохо, да?
Улыбаюсь.
– Нет, неплохо. Просто так и есть. Тебе двадцать пять, Кирилл. А мне тридцать четыре. Между нами почти десять лет. Иногда я об этом забываю. Но иногда чувствую эту разницу очень остро.
Он качает головой с усмешкой, глядя в сторону.
– Это чушь собачья, Ясь, – устремляет на меня взгляд. – Эта разница есть только в твоей голове. Только тогда, когда ты придаешь ей какое-то значение, делаешь важной, устремляешь на нее свое внимание. Чем я отличаюсь от тебя так критично? Приведи пример.
Я смотрю на него, выискивая в памяти что-то подходящее. И странным образом не нахожу. Все, чему я бы могла налепить ярлык, при более тщательным рассмотрении теряет значимость. Действовал, поддавшись эмоциям? А я разве так не делала? Да миллион раз, и в том числе в отношении Кирилла.
Пытался по-детски задеть меня? А я разве не так же по-детски пыталась вывести его на разговор, прекрасно зная, что он молчит потому, что я сама его просила? Нелогичен в поступках? Нелогичен настолько же, насколько логичен. И черт возьми, в итоге его нелогичность и необычность сыграла только на плюс.
– Видишь, это просто цифра, – продолжает Кирилл, так и не дождавшись от меня ответа. – Цифра, которая не имеет никакого значения, если людям хорошо вместе.
– Для меня имеет, – говорю я с сожалением.
Я все понимаю, со всем согласна, но боюсь другого: я не справлюсь с возможным давлением. Не только со стороны окружающих, но и со стороны самой себя. С той стороны, которая всегда была правильной. Правильной до тошноты.
– Я буду изводить себя мыслями, Кирилл, – признаюсь ему. – Я уже извожу. Тем более когда у нас не пойми что происходит.
– Я хочу быть с тобой.
Мы встречаемся взглядами, и все мысли разлетаются. Пусть на время, но разлетаются. За что его можно уважать, так вот за эту прямоту. Да, он теряется, но это случается редко.
– Но… – произношу я, усмехаясь. Он устало трет лицо.
– У меня есть некоторые обязательства перед родителями. И пока я с этим не разберусь, я не могу сказать о нас с тобой.
Так, не очень внятно, но по крайней мере, обрисовалась проблема. Ему нужно было подумать не о том, действительно ли он хочет быть со мной, а о тех препятствиях, что стоят между нами. Что ж, обнадеживающе.
Серьезно? Я ведь действительно сейчас рассуждаю о том, что мы с Кириллом могли бы… Нет, нет, нет, не могли бы – кричит внутренний голос, я силой его затыкаю. Он первая защитная реакция, потому что передо мной сейчас сложная задача, несущая неизвестность. И мозг изо всех сил не хочет туда, потому что там страшно, непривычно. Лучше тут. Пусть не очень счастливо, пусть поганенько периодами, зато все понятно и знакомо.
– Рассказать не хочешь? – спрашиваю на всякий случай, хотя уверена, что ответ будет отрицательным. Так и есть, Кирилл качает головой, поспешно добавляя:
– Не сейчас.
Я киваю. Каждый из нас имеет право на молчание, на то, чтобы открываться постепенно, когда будет готов. Просто обстоятельства иногда вынуждают действовать иначе, ломая тебя. Но лично я не хочу на него давить.
– Тогда пошли спать.
Встаю и протягиваю руку, он смотрит на нее, потом на меня, улыбка появляется на лице, озаряя его мягким светом, хотя глаза остаются серьезными. Он протягивает мне руку в ответ, вылезая из-за стола, задевает его, чай растекается по поверхности.
– Черт с ним, – качаю я головой, тяня Кирилла.
– Спасибо, Ясь, – говорит он. Я поворачиваюсь, не выпуская его руки.
– В наказание будешь спать на боку всю ночь.
Кирилл смеется:
– Хоть всю жизнь.
Я закусываю губу, отворачиваясь, иду к лестнице. Сердце стучит быстро-быстро.
Глава 16
Утро начинается необыкновенно приятно. Я еще не открываю глаза, но чувствую, как по губам ползет улыбка. Кирилл спит на спине, а я у него на груди, уткнувшись носом в шею. Аккуратно тяну носом его запах и тут же слышу:
– А вы фетишистка, Ярослава Андреевна.
Тихонько смеюсь, не открывая глаз.
– А ты как думал, – приподнимаюсь, заглядывая ему в глаза.
– Я не против. Если это будет распространяться только на меня.
