Несмотря ни на что, мне нравилось работать. Я не могла представить, что не работаю. По натуре одиночка, я, тем не менее, любила во все совать свой нос, и мне нравилось, что работа позволяла общаться с людьми и задавать вопросы, которые в другой ситуации прозвучали бы невежливо. «По какому случаю вам нужен этот кошелек? К свадьбе вашего сына? Поздравляю! Как вы относитесь к невесте? Вам она не нравится? РАССКАЖИТЕ МНЕ О НЕЙ».
Поскольку мои самые лучшие воспоминания о последних школьных годах связаны не с подростковыми тусовками, но с той или иной работой, я ничего не могла с собой поделать, потому что считала это ключом к счастью моих собственных детей. Иногда. В будущем. Или, может быть, сейчас, по крайней мере для Генри? Я напоминала ему, может быть слишком часто, что он человек, который любит материальные ценности. Я сравнила его список рождественских подарков со списком Гаса, эти списки они составляли, когда им было по десять лет:
Генри: карта клуба «Пингвин»; много сладостей; Лего; хлопья с сушеными фруктами; денежные подношения; модная прическа; 100 баксов; карточки с покемонами; игры для приставки; Айфон; игровой набор с фигурками; шотландский костюм; Айпад.
Гас: Я хочу, чтобы папочка приехал домой.
«Итак, ты тот, кому нужно много денег».
«Мама, ты не заметила, что мне четырнадцать лет? Кто наймет меня на работу в четырнадцать?» – отвечал Генри. Когда он пускал в ход такой полностью обоснованный аргумент, я вытаскивала на свет свою историю о Мэтью Фрейде. Мэтью Фрейд – праправнук Зигмунда, бывший муж Элизабет, дочери Руперта Мёрдока, отъявленный негодник – управляет одной из самых крупных компаний по связям с общественностью в Великобритании. Много лет назад я брала у него интервью, и он рассказал мне, что начал работать в девять лет, продавал мышей детям на празднике в местной школе. Потом, когда к нему потянулись разъяренные родители с детскими «домашними животными», он сказал, что возьмет мышей назад – если родители ему за это заплатят. Вот это предпринимательство.
«Ты хочешь, чтобы я продавал мышей? Как-то я сомневаюсь», – сказал Генри.
«Дело не в мышах. Дело в изобретательности. Мэтью Фрейду было всего девять лет. Тебе четырнадцать. Мы можем придумать что-нибудь для тебя».
У Генри было все необходимое, чтобы начать работать прямо сейчас. И он таки зарабатывал деньги. К сожалению, он зарабатывал их на покере и дурацких пари со своими приятелями. Однажды он явился домой со 150 долларами и улыбкой на лице. Это было что-то вроде футбольного пари. Он объяснял мне условия, но я до конца не поняла; мне только стало ясно, что даже если Генри проиграет, его приятель Джоуи останется ему должен пятьдесят долларов. «Видишь ли, я продаю ему мою жеребьевку футбольной команды за пятьдесят долларов, это отличная скидка», – объяснил Генри.
Мой сын, подобно Натану Детройту, играет в двух воображаемых футбольных лигах (это все опять о покере). Одна – группа детей из их старшей школы. Другая – компания адвокатов из «Голдман Сакс». Его пригласили через друга семьи. Я пыталась ничего не знать о том, что за этим скрывалось. Если его не посадят до восемнадцати лет, то он найдет работу и все будет ОК.
И еще существует Гас. Гас, чьи интересы и умения ограничены. Гас, который до сих пор мало разбирается в отличиях между реальностью и фантазией, думает, что все ему друзья. Гас, который не имеет представления о сарказме, или о конкуренции, или о зависти, или об амбициях. Ничего не знает о ценности денег.
* * *
«Пока, я иду на работу!» – сказал Гас после ужина, как он говорил уже на протяжении трех лет. И выполняет ту работу, которую разрешает ему швейцар, поступивший на дежурство этим вечером. Я понятия не имею, когда Гас вбил себе в голову, что будет швейцаром, но, если идея попадает ему в мозг, она там застревает.
Сначала казалось невероятным, что этот щуплый ребенок натягивает пиджак швейцара и садится за конторку. Но теперь все его знают, и Гас относится к работе очень серьезно. Он знает по именам всех до единого жильцов здания, их собак, номера их квартир. Он знает каждого разносчика пиццы. В тот момент, когда человек входит в здание, Гас проверяет на компьютере, есть ли для него посылка, говорит об этом и приносит из почтовой комнаты, если нужно. Никакое количество моих объяснений не заставит его понять, что неприлично спрашивать у людей, куда они направляются, или что собираются делать сегодня вечером, или что за новый человек пришел с ними – это особенная проблема для одного мужчины в нашем доме, который известен своей любовью к платным эскортам. Гас останавливает каждого разносчика, включая того парня, что приносит травку половине нашего дома; я полагаю, он рассказывает Гасу, что работает на компанию по озеленению зданий.
«Не волнуйтесь, мы в конце концов наймем его», – сказал Джен, мой самый приятный и милый сосед. Это маловероятно. Если бы Гас увидел, как кто-то входит в здание с пистолетом, он, скорее всего, спросил бы того парня, что это за марка и в каком магазине куплено оружие. Гас может выполнять все обязанности швейцара, за исключением тех, которые касаются выдворения людей вон. Без сомнения, он бы приветствовал Чарли Мэнсона радостной улыбкой и взмахом руки.
* * *
«Работа. Р-А-Б-О-Т-А. Для меня это слово обладает внутренней гармонией и красотой. И дело не в зарабатывании денег. Дело в уверенности, что ваш ребенок получит свое место в мире. До того, как у меня родился Гас, я прочитала прекрасную книгу Стадса Теркела «Работа» (1974). В этой книге он приводит интервью с десятками работников из различных сфер промышленности. Идея, которая пришлась мне больше всего по душе, была высказана одним редактором: «Большинство из нас ищет призвание, а не работу. Большинство из нас заняты делом, которое мало что приносит нашему духу. Работой, на которой людям не развернуться».
Точно. Я согласна. Но, держу пари, Теркел не разговаривал ни с одним аутистом. Потому что он мог бы узнать, что для некоторых людей работа наполняет духовный мир, как гелий надувает воздушный шарик.
* * *
Более пятисот тысяч людей с аутизмом станут взрослыми в течение следующих десяти лет, и большинство из них не будут работать. Это данные исследования, проведенного в 2015 году Институтом аутизма Э. Дж. Дрекселя. У двух третей детей с аутизмом нет никаких планов ни относительно работы, ни дальнейшего образования после школы. Когда им исполнится двадцать, около 58 процентов молодых людей с расстройствами спектра получат какую-либо занятость, по сравнению с 74 процентами тех, у кого ограничены интеллектуальные способности, и 91 процентом тех, кто страдает нарушениями речи или эмоциональной сферы.
Существует множество людей, которым нечего делать и некуда идти. И хотя есть те, у кого существуют медицинские проблемы или трудности с обучением, настолько серьезные, что снимают любой вопрос о занятости, есть и такие, и их больше, кто прекрасно может работать, если применить немного гибкости и изменить отношение. Занятость – это не благотворительность, но распознавание скрытых талантов, которые часто скрываются за аутизмом, и их эксплуатация, черт возьми.
