— Прекрасно, — прорычал Бекасов. — Можешь привязать себя к ней. Я уже еду!
Таисия хотела отключиться, но Федор Федорович разъяренно проревел ей прямо в ухо:
— Не вздумай прервать связь, говори что‑нибудь!
— Но я… Мне нужно…
— Ничего тебе не нужно! Сказал — говори!
— Но что?
— Мне плевать! Хоть стихи читай! Что ты там любишь — Лермонтова? Вот и пошла — «На Севере диком, в краю одиноком…».
Таисия услышала визг тормозов, тут же возмущенно засигналили, наверное, Бекасов кого‑то подрезал…
Кстати, почему он на улице? Он же должен быть дома! Или сидел где‑нибудь в ресторане после Элькиного отказа идти с ним?
Таисия отключила телефон, понимая, что иначе Федор Федорович тут же позвонит и это отвлечет ее.
А она давно должна стоять рядом с Элькой, просто обязана! Это из‑за нее Элька оказалась здесь. Ее, Таисию, собиралась защищать от опасностей.
* * *
Элька стояла в кругу пьяных отморозков и холодно размышляла — сейчас их размазать по асфальту или погодить. Дать им еще над собой поглумиться, чтоб потом совесть не мучила?
Элька вдруг поняла: ей прямо‑таки необходима хорошая встряска, чтобы успокоиться, расслабиться, отвлечься. И небольшая драка — как раз то, что доктор прописал, она хоть пар спустит. Уж очень тяжело дался этот вечер…
Надо сказать, что Элька вовсе не считала себя чемпионкой мира по карате. Даже просто сильной каратисткой себя не считала, она редко себе льстила, незачем было.
Элька занималась карате всего‑то полтора года, да и талантливой ученицей ее никто бы не назвал — так, больше для души ходила в новый центр боевых искусств. Чтобы пообщаться с интересными людьми и мышцы держать в тонусе. Но кое‑какие приемы Элька все‑таки знала и прекрасно видела — эти мерзавцы не соперники, она легко справится с ними. Пожалуй, слишком легко.
Парни если и увлекались когда‑то спортом, то исключительно домашним — сидя на диване с бутылкой пива и посматривая футбол. Ну, могли и на хоккей время потратить, с пивом‑то…
Сейчас они едва держались на ногах. Ткни как следует пальцем — повалятся, словно кегли, не понимая толком, что произошло. Вот столкнись с ними на узкой дорожке Таська — тогда да… все кончилось бы плохо.
Элька бесстрастно отбросила руку слишком ретивого и мрачно решила — она им первым займется. Прыщавый гаденыш уже в который раз норовил ее полапать, хорошо, с координацией у него проблемы.
Элька не слышала гнусных выкриков, она умела абстрагироваться. С брезгливым любопытством наблюдала за ублюдками, чувствуя себя посетителем зоопарка, — еще бы решетку между ними, и совсем хорошо.
Да! И стекло бы неплохо, а то от этих типов откровенно пованивало — интересно, они знакомы с зубной щеткой?
М‑да, редкостные экземпляры! В Элькином окружении ни у кого нет таких гнилых зубов и такой нечистой кожи, таких сальных, неухоженных волос и такой отвратительно черной каймы под ногтями…
Элька искренне не понимала: зачем подобные ничтожества вообще нужны на белом свете? Исчезни они — мир станет только чище. Вряд ли кто о них пожалеет, даже семьи вздохнут с облегчением — что они видели от них, кроме горя?
Элька угрюмо хмыкнула: жаль, прикончить мерзавцев духа не хватит. А неплохо бы поработать «санитаром» леса, — кажется, в природе это так называется.
Философские размышления отвлекали. Элька зазевалась и теперь свирепо смотрела на прыщавого: наглец посмел ее коснуться! Нет, он таки нарвался…
Начать боевые действия Элька не успела. Один из троицы, самый щуплый и рыжеватый, вдруг ахнул и застыл, глядя куда‑то в сторону. Лицо парня показалось Эльке… странным, у него даже взгляд изменился. Изумление, недоверие, непонятный восторг, потрясение, чувство вины — чего только в нем не читалось.
Кстати, именно этого типа Элька собиралась пощадить. Парень ни разу ее не тронул и даже просил «оставить девчонку в покое». Правда, голос его звучал довольно безнадежно, видимо, неплохо знал своих дружков.
Приятели на его возглас отреагировали с опозданием, но все же обернулись — мало ли, вдруг милиция? И тут же замерли с открытыми ртами. Недавняя жертва мгновенно вылетела из дурных голов, в мутных глазах появилось что‑то человеческое…
Элька настороженно наблюдала за ними. Через минуту до нее дошло, что разборка откладывается, и Элька окончательно разозлилась.
Она чувствовала себя кошкой, у которой только что отобрали загнанную в угол мышь. Законную добычу, можно сказать!
Интересно, на что эти кретины ТАК уставились? Слона на улице высмотрели или бегемот из зоопарка сбежал?
Элька резко развернулась и стиснула зубы, чтобы не закричать от досады: Таська! А уж смотрится… мама моя! Она стояла под фонарем, трудно было выбрать место удачнее.
Эльке захотелось протереть глаза: смешная девчонка сейчас вовсе не казалась смешной. Не казалась красивой или некрасивой. Она выглядела — или на самом деле была? — не от мира сего. Именно «не от мира сего», Элька только сейчас поняла, что значат эти слова.
Свет от фонаря словно омывал изящную фигурку, подсвечивая ее сверху и сзади. Пепельные волосы отливали чистым серебром, они будто светились сами и легкими паутинками горели вокруг головы, создавая подобие нимба.
Чистое полудетское личико, нежные тонкие линии, слабые, бессильно опущенные руки удивительно красивой формы — все размыто ярким электрическим светом, все зыбко, неверно, вот‑вот растает прямо в воздухе, не оставив о себе памяти…
В огромных Таськиных глазах плескался такой беспредельный ужас, словно она видела перед собой самых настоящих монстров, словно перед ней вдруг ожили детские кошмары, словно Таська готовилась умереть, и эта ее готовность к смерти или к чему‑то более страшному обескураживала и даже пугала.
— Ты чего? — еле слышно выдохнул рыжеватый, его лицо вдруг показалось Эльке несчастным и виноватым. — Мы ж это… мы ж так… мы ж не подонки последние!
Таська ничем не показала, что слышала. А может, и не слышала. Элька не представляла, ЧТО могло пробиться из внешнего мира сквозь подобную пелену страха — в светлых Таськиных глазах по‑прежнему стыл ужас.
У Эльки внезапно защемило сердце, и она горестно подумала: «Что‑то в Таське есть эдакое… кто знает…»
Элька равнодушно наблюдала, как рыжий парень осторожными толчками в спины направил своих приятелей прочь, а они и не сопротивлялись. Эльке даже показалось, что парни внезапно протрезвели. Их уже не шатало, и глаза стали осмысленными, будто промытыми, почти детскими…
Они так и уходили, все время оглядываясь. Все искали взглядами Таську, пока не исчезли где‑то в районе сквера.
Только тогда Элька пришла в себя и хрипло рассмеялась:
