– Что ты орешь как сумасшедшая? – прикрикнула Рахелика на Луну.
– Я не выношу, когда она ко мне прикасается.
– «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» – процитировала Рахелика. – А ты так относишься к матери, что умрешь раньше, чем станешь невестой.
Слава богу, наконец-то Луна благополучно окончила народную школу в Охель-Моше. Теперь предстояло подумать о ее будущем.
Габриэль не сомневался, что дочь захочет работать у него в лавке, и был уже готов к этому; пусть работает, пока не выйдет замуж, решил он. Но, к его удивлению, Луна как-то пришла в лавку и заявила:
– Я хочу учиться дальше. Хочу учиться в английской школе.
Габриэль заколебался. Он как раз прочел в газете статью, где осуждалась учеба еврейских детей в христианских миссионерских школах. Тысячи мальчиков и девочек из ашкеназских, сефардских и других общин, писалось там, возвращаются домой из английских миссионерских школ в Старом городе и в Ратисбоне, и это уже становится настоящим бедствием. И он пошлет свою дочь учиться к миссионерам?
Вопреки обыкновению, он решил посоветоваться с Розой. А она, как водится, не способна дать хороший совет. С одной стороны, ее приводит в ужас, что Луна будет учиться у англичан. С другой – может, им удастся превратить эту дикарку в леди?
Чашу весов перевешивают слова Рахелики:
– Я слышала, там есть хорошие учителя, – говорит она отцу. – И там изучают иврит. Пусть лучше Луна учится у миссионеров, чем шляется по улицам.
Он гладит по голове свою умную дочь, которая так отличается от старшей сестры – ту интересуют лишь тряпки да кино. А когда Рахелика окончит школу в Охель-Моше, он запишет ее в среднюю школу в Бейтха-Кереме, и через четыре года ее ждет учительская семинария Давида Елина. Рахелика станет учительницей. А Луна? Ее нужно выдать замуж, да поскорее.
Каждое утро Луна заходит за своей лучшей подругой Сарой, которая живет в Охель-Моше, и они вместе шагают в сторону Яффских ворот. Там, напротив Башни Давида, их английская школа. Луна терпеть не может школьную форму – плиссированную юбку в сине-зеленую клетку, белую блузку и синий пуловер. Но больше всего она ненавидит черные чулки.
– Это же так немодно – закрывать ноги, – жалуется она.
Школа размещается во внушительном здании, где раньше была синагога.
– Утром перед занятиями ученицы собираются во дворе на церемонию, размахивают флагами и благословляют английского короля, – рассказывает Луна Рахелике. – А когда монахини рассказывают об Иисусе, я кладу руки на сердце, вот так, чтобы заслониться от того, что они говорят, а то еще, не дай бог, Иисус войдет мне в сердце.
Луна страдает. Она ненавидит учебу, ненавидит монахинь, ненавидит еврейского учителя мистера Мизрахи с раздражающим иракским акцентом: из всех учеников в классе он всегда цепляется именно к ней. «Тихо, Эрмоза!» – кричит он, даже если она не болтает, и крики его наверняка слышат заключенные в подвалах Кишле, которая расположена рядом со школой.
Сегодня у Луны особенно плохое настроение.
– У меня эти занятия уже вот где сидят, – жалуется она Саре.
– Так давай сбежим, – предлагает та. – Пойдем смотреть на витрины в «Биньян ха-Амудим».
– Хорошо бы, – вздыхает Луна. – Но если папа снова поймает меня на том, что я сбежала из школы, мне конец. Хватит и того, что было, когда я убегала у рава Пардеса.
– Не хочешь – не надо, – пожимает плечами Сара. – Я ухожу.
И вот уже она выходит из школьных ворот и идет к Яффским воротам.
– Подожди-подожди! – кричит Луна и бежит за ней. – Я иду, только сначала давай помолимся, чтобы никто не увидел и не рассказал моему папе…
Девочки гуляют вдоль улицы Яффо, разглядывают манекены в витринах, одетые в костюмы и облегающие платья. Луна обмирает при виде черных туфель на высоком каблуке в витрине магазина «Фрайман и Бейн».
– Идем, – тянет ее Сара за руку. – Идем уже, а то у тебя физиономия к стеклу приклеится.
Они переходят к следующей витрине. Это большой роскошный магазин одежды «Закс и сын».
Луна прижимается носом к стеклу и завороженно любуется манекенами в вечерних платьях и в дорогой повседневной одежде. От прозрачного голубого шифонового платья у нее перехватывает дыхание, она не может оторвать глаз от витрины. От платьев невиданной красоты даже сквозь стекло долетают ароматы большого мира. Как хотелось бы ей облачиться в шифоновое платье, ощутить его складки, подчеркивающие то, что нужно подчеркнуть, и скрывающие то, что нужно скрыть!
И тут ей в глаза бросается объявление на стеклянной двери магазина: «Требуется продавщица». Сердце у Луны замирает: вот оно! Вот что ей нужно – стать продавщицей в «Закс и сын», оказаться рядом с платьями, блузками, юбками, комбинациями. Гладить их руками, укладывать, осторожно сложив, на полки, вешать на плечики. Ее охватывает сильное волнение: это ее будущее – мода! Не школа у миссионеров и уж конечно не отцовская лавка на рынке Махане-Иегуда. Нет, она рождена продавать одежду, а не сыры и соленья.
Луна толкает стеклянную дверь и входит внутрь.
– Чем могу служить, юная леди? – спрашивает мужчина в хорошо сшитом костюме.
– Я по поводу объявления, – говорит Луна, игнорируя удивленный взгляд Сары, которая вошла следом. – У вас есть опыт?
– Опыта у меня нет, но я быстро учусь. Обещаю вам, что через неделю я буду самой лучшей продавщицей из всех, что у вас были, – отвечает она с уверенностью, которая удивляет ее саму.
– Я вижу, вы еще учитесь, – кивает он на ее форму. – Когда вы можете начать работу?
– Сейчас!
– Сейчас? – он смеется. – Это невозможно.
– Почему же? Вот увидите, за несколько часов я выучу все, что требуется. Вы не пожалеете.
– Не сомневаюсь. Но прежде вы должны снять эту уродливую форму. Приходите завтра, когда будете одеты по-человечески, тогда поговорим, – отвечает он и провожает ее до двери.
– Ты рехнулась! – кипятится Сара. – Ты соображаешь, что делаешь?
– Я нашла свое предназначение! – Луна счастлива. – Я буду работать продавщицей в магазине одежды. Слушай, я поняла: меня интересует только одежда! Я читаю заграничные журналы, вырезаю оттуда платья и туфли и наклеиваю в тетрадь. Я мечтаю о платьях ночью и днем. Одежда – это моя жизнь!
Во время ужина Луна ведет себя образцово. Она помогает Розе подавать на стол, убирает посуду со стола и даже, что на нее совсем не похоже, вызывается вымыть посуду. Роза не понимает, что означает столь необычное поведение, но, как обычно, предпочитает вопросов не задавать.
Только Рахелика, которая знает свою сестру лучше, чем себя, интересуется:
– На каком банане ты поскользнулась?
И Луна улыбается ей своей белозубой улыбкой, от которой на щеках появляются ямочки, и шепчет:
