М-м-да… невесело…
– А что выяснил ты? – прищуривается магичка.
Да, наверное, я её буду именовать именно так…
– Несколько вещей. Но – по порядку.
Встаю с места и делаю приглашающий жест.
– Скажи, пожалуйста, когда ты снимала заклятье – то выбирала какое-то конкретное место, так?
– Да, – слегка удивляется девушка. – Но это же очевидно! Накладывающий заклятие должен видеть то место, на которое оно накладывается. Или, по крайней мере, хорошо его представлять.
– Даже так, представлять? Не знал, благодарю… А вот относительно первого – то я, примерно так и мыслил…
Мы отошли от места происшествия достаточно далеко, дальше, чем были в момент снятия колдовства.
– Подумалось мне тут… Если бы злодеем был я, то обязательно постарался бы… ну, закрыть, что ли… как можно больший участок местности.
– Чтобы никто не ощущал трупного запаха даже издали? – кивает Дана. – Разумно!
– Вот! – поднимаю палец. – Поэтому я стал искать следы колдовства – чужого. И – нашёл!
На земле видны прочерченные чем-то острым линии. В углах странного рисунка стоят давно прогоревшие и оплывшие свечи, точнее – их огарки. Лежат какие-то непонятные предметы, свертки – словом, эта кухня уже не по моей части.
– Милости прошу! – отступаю в сторону, пропуская вперёд компаньона.
Она сразу же настораживается и становится очень похожей на кошку перед прыжком. Как-то напрягается, словно бы даже принюхивается.
– Интересно… И как ты это обнаружил?
– Ну, я не маг… и даже не колдун – почуять чужую магию, особенно, если её хорошо спрятали, не могу. Но не почуять заклинания и не увидеть рисунка на земле – это немного разные вещи. Как ты уже могла заметить, скрыть что-либо от меня при помощи колдовства – затея дохлая. Чувствовать его не могу, но вот всякие рисунки и прочее – вижу очень даже хорошо. Я и подумал, что тот обряд, при помощи которого неведомый злодей скрыл всё это от проезжающих, должен чем-то быть похож на то, что только что делала ты. И оставлять похожие следы…
Она присаживается на корточки, вытягивает руку ладонью вниз и некоторое время молчит.
– Так… Тут неподалёку ручей – принесите воды! Много!
Окликаю Ларса и озадачиваю его поручением.
Края, кстати, привязали в повозке, чтобы он никуда оттуда не выскакивал и не мешался.
А дальше… дальше началось что-то, чему я нормального объяснения найти попросту не смог.
Дана что-то бормотала под нос, ходила вокруг и чертила на земле рисунки.
И длилось всё это около часа.
А потом она отскочила в сторону.
– Воды! На руки лейте!
Блин… на моих глазах, только что прозрачная вода, стекая с её рук, превращалась в мутную жижу! Девушка держит руки так, чтобы брызги случайно не попали бы на нас. Отбираю у Ларса бурдюк – мне, надеюсь, все эти колдовские штуки не страшны. А его прогоняю за новой порцией.
Три бурдюка – и только после этого струйки приобрели былую прозрачность.
– У меня в сумке вино! Несите сюда!
Одна нога здесь – другая там, Ларс мигом притаскивает бутылку. Выдернув пробку, она жадно пьёт прямо из горлышка.
Опа… и почти литровая бутылка того… кончилась.
Так что в повозку девушку пришлось затаскивать уже нам, сама она была не в силах этого сделать. Сказать, что Дана «не вязала лыка» – это ещё очень лестная характеристика.
Желающих тут ночевать не имелось, и мы разворачиваем повозку назад – к нашему прежнему лагерю. Ничего, в повозке лежит охапка сена, есть пара-тройка теплых плащей – ими и накроем нашего сыщика. Да и Край, скорее всего, рядышком приляжет, согреет. Вон, даже и сейчас он присел рядом и делает вид, что охраняет спящую.
М-м-да… своеобразная манера колдовать… Это ещё хорошо, что они тут водки не знают! Представляю себе утренний подъём такого вот мага… магички… Как шарахнет с бодуна чем-нибудь!
Костер разожгли на старом месте, и мой помощник начал хлопотать над приготовлением похлёбки. Это правильно, у нашей девушки поутру аппетит будет – будь здоров!
Перекусив, Ларс вытаскивает из повозки попону и укладывается около костра. У него тоже нервы не железные, пусть парень отдохнёт.
По уму – так надо бы выставить дежурного. Как-никак – а неподалёку такая разборка недавно произошла. Но, скорее всего, бандиты вторично сюда не придут – чего они здесь потеряли? Да и наш четвероногий сторож спит чутко и вовремя гавкнет, если что-то почует.
И тем не менее, взведённый арбалет занимает место рядом со мной. А я, в свою очередь, под повозкой. Стрелять я и отсюда смогу, если припрёт.
Странное дело, но сон был абсолютно безмятежным – как у младенца. До утра я даже ни разу глаз не приоткрыл.
Глава 3
Разбудила меня возня наверху и недовольное ворчание пса. Что, наш сыщик соизволила глаза продрать?
Точно – сверху свешивается нога в сапоге.
Значит, вполне себе в нормальном состоянии, сапоги-то я с неё вчера сам снимал. Нашла, обулась – стало быть, голова работает.
Нога вытянулась, коснулась земли – и тут девушку натурально повело в сторону.
Выскакиваю и вовремя подхватываю её под руку. Успел, удержалась…
– Есть хочешь?
– Быка бы сожрала, наверное…
Костер слабо тлел, а неподалёку от него, завернувшись с головою в попону, безмятежно дрых мой помощник. Указываю на него, и прикладываю палец к губам, мол, тише! Пусть поспит!
Дана кивает и опускается на сложенные дрова – Ларс их сюда столько натаскал…
Подкидываю хвороста, раздуваю угли – и пламя тотчас же охватывает вязанку. Теперь, чуть погодя, можно и дровишек подбросить. Вешаю над костром – на заранее вбитых в землю рогульках, перекладину с котлом. А в нём – похлёбка, заготовленная ещё вчера вечером. Надеюсь, за ночь она настоялась.
Подсаживаюсь рядом с девушкой – только не на дрова, а на предусмотрительно прихваченное из-под фургона одеяло. Кто его знает, какие там у неё соображения могут возникнуть по этому поводу?
– Как-то ловко у тебя всё получается… – замечает она. – Будто давно вот так вот разъезжаешь.
– Приходилось… – пожимаю плечами. – Не всю же жизнь у горна стоять?
Она осматривается, зябко подергивает плечами, утро ведь… холодновато пока. Пришлось прогуляться к повозке и притащить оттуда ещё одно одеяло.
За это время наша магичка успела быстро сбегать к ручью, откуда вернулась ещё более озябшей – но с уже вполне осмысленным выражением на морде лица.
Накинув на плечи одеяло, она устраивается на прежнем месте.
