В плен попали около 4 тысяч испанцев, до 5 тысяч погибло, при этом общие потери исчисляются примерно в 7 тысяч. Да, я вижу, что тут арифметика хромает, но это разные версии, и о достоверности каждой конкретной цифры я судить не берусь, хотя по пленным вроде бы все четко.
Как ни странно, де Бек (командир не пришедшей помощи) сумел обеспечить очень результативную «посмертную медицину», собрал остатки бежавших с поля брани, сколотил новую армию взамен битой, и вообще сделал так, что никаких объективных выгод французы особо и не извлекли.
Но Рокруа стало символом крушения испанской империи, психологической точкой перелома. Французы разбили испанскую «дрим-тим» в открытом бою. Хотя объективно Испанию сломала не эта битва, а целая серия поражений на суше и на море, расстроенные финансы и проч. и проч., но символ, символ. Простите, сеньор, это испанская терция. Защищающиеся на голом чувстве собственного достоинства испанские пехотинцы заслужили свое бессмертие.
Кстати, раз уж заговорил о Конде. Этот парень запомнился не только Рокруа. Он же – настоящий автор мема «Бабы новых нарожают». Произошло это в 1644 году при Фрайбурге, когда он дрался с баварскими имперцами. Те настреляли огромное количество французов (суммарно иногда пишут про 15 тысяч потерь за три дня, но применительно к поздней Тридцатилетке это невероятно, такие цифры следует читать просто как «до хрена и больше»), и когда Конде сказали, что может, не стоит продолжать в таком стиле, он заявил, что в Париже за ночь столько же настрогают. «Кондеевская трехрядка», кстати, принесла успех: в какой-то момент баварцы от такой войны истомились, растратили боеприпасы и свалили, несмотря на соотношение потерь примерно 4:1 в свою пользу. Ну, а «бабы новых нарожают» – это следует понимать «парижские».
В рамках Тридцатилетней войны второй Брейтенфельд и Рокруа значили крушение надежд Габсбургов на победу в войне. До конца оставалось еще пять лет, но тут уже было очевидно, что надо прикончить войну, пока война не прикончила империю.
Дожить до рассвета
После Рокруа и Брейтенфельда-2 на фоне общего истощения страны император изо всех сил стремился к миру. Беда в том, что, как и всю дорогу, монарх был лишь одним из игроков среди этой громадной усобицы. Стороны грядущего мирного конгресса ни на грош не доверяли друг другу, причем даже в рамках каждой коалиции. То те, то другие, то третьи выставляли новые условия, требовали дополнительных гарантий, поэтому конференция никак не могла собраться. К тому же, император хотел в последний момент все-таки усилить свои позиции на переговорах, и ради этого бросил войско Галласа в глубокий марш в сторону Балтики. Если бы имперцами командовал какой-то действительно хороший полководец, все еще могло кончиться хорошо, но армией руководил алкорыцарь Галлас. Торстенссон вдребезги и напополам расколотил его, и тут уже чаша терпения императора переполнилась: шнапс-генерала ушли в отставку. Тем временем, снова попытавшуюся влезть в войну (уже на имперской стороне) Данию принудили к спокойствию, и в итоге в декабре 1644 года конгресс все-таки открылся.
Протокольные вопросы утрясали несколько месяцев. Люди вообще не особо торопились. Перемирия на время переговоров не заключалось, поэтому все время возникали какие-то проволочки, когда одна из сторон ожидала, что вот щас придут отличные новости с поля боя. Правда, чаще всего новости приходили одна другой унылей. К тому же, сто тридцать пять дипломатов имели свои капризы, чаще всего – скверные характеры и редко когда – благоустроенные головы. Мало того, делегаты от одной страны (!) не всегда ладили между собой. Французские послы Месм и Сервьен больше времени и усилий тратили на переругивание между собой, чем на отстаивание позиций Франции. ЧСВ у обоих было толще, чем негритянская мамаша, поэтому главным дипломатом французов был на самом деле воюющий в поле маршал Тюренн, без его побед переговорщики Людовика вряд ли чего бы добились. Два голландских посланника тоже друг друга не любили, принадлежали к конкурирующим партиям, но предпочитали помалкивать и тихо делать свою работу. Их все подозревали в тайных манипуляциях и таки были правы. Для полного счастья, почти год (!) не могли согласовать кандидатуру имперского посла. Тот незнатен, этот нехорош. В конце концов, сошлись на фигуре толкового и выдержанного Траутмансдорфа, но его еще дождаться надо было.
Отдельно долго и сложно утрясали повестку дня. 25+ лет уже прошло, а в Священной Римской империи, напомню, за тысячу разных правителей было, и из них сотни, наверное, три было тех, кто реально чем-то правили. Не говоря о внешних державах. Все считали, что другие их хотят кинуть (и были правы). Все хотели компенсаций землей и деньгами. Как тараканы из всех щелей повылезали даже те, кто имел какие-то довоенные претензии – ну, кто дожил. К тому же, за десятилетия войны накопилось множество фактических переделов земли, много какие титулы и владения уже успели унаследовать, в общем, черт бы ногу сломал. Переговорный процесс выглядел примерно так.
Швеция: Я хочу Померанию! И денег, чтобы дембельнуть солдат! Бранденбург: Э, остынь, союзничек, я так и быть, отдам Померанию, которая вообще-то моя, но тогда женюсь на шведской королеве. Швеция: Чо?! Забирай Клеве-Юлих и радуйся, блин! Бранденбург: Ок, но тогда я еще хочу денег. Клевик, иди сюда! Клеве-Юлих: Разбежались, поганцы! Я незалежный, а вы кто такие? Император: Ну, ок, давай тогда тебе Магдебург, а Померанию делишь со шведами пополам. Швеция: вы с дуба упали? Давай всю Померанию, а Магдебург пусть забирает себе, так и быть. Магдебург, есть возражения? Магдебург молчит, потому что мертвый. Швеция: вот и ладушки, так что там мои деньги?! Все хором: Какие тебе деньги, мироед! Забирай уже Померанию! Швеция: да хрен вам, если на дадите денег, я солдат прямо в вас и распущу как есть! Все: Ой, бл@, Швеция, погоди, не надо, тут ковры дорогие! Швеция испускает банду наемников на сапоги Франции. Франция: вы не уважаете авторитет французского посла, я отказываюсь участвовать в этом бардаке и уношу с собой Эльзас. Все: Франция, это неконструктивно! Ну что ты хочешь, чтобы вернуться? Франция: во-первых, другого посла от Швеции. Во-вторых… Входит гонец: Господа, вести с полей, французы разбиты под Аршлохдорфом! Все: Так, Франция, хотел уходить – положь Эльзас и топи отсюда. Франция: Э, ну что вы, зачем так сразу, я и не собирался никуда уходить…
И вот так месяцами.
Пока дипломаты думали и болтали; чтобы им веселее думалось, на танцполе продолжал зажигать злой калека, шведский генерал Торстенссон. Не слезая с носилок, он уделал баварцев и имперцев при Янкове и хотел идти дальше на Прагу. Причем он реально здорово напугал имперцев. Не имея численного преимущества, он разнес их вдребезги, побрав две трети армии. Правда, бой под Янковом был напряженным, Торстенссон стоял на грани поражения, но в нужный момент баварцы увлеклись грабежом шведского обоза и в итоге получили зверскую контратаку, которая покончила битву. Интересно, что по ходу боя баварцы пленили жену Торстенссона, но железный калека быстро отбил супружницу у перепившихся при грабеже католиков. Император убежал из Праги в чем был. С кадрами у имперцев все было так плохо, что они вернули из отставки Галласа, и это кончилось бы совсем печально, но шведы ниасилили за пять месяцев взять небольшую крепость (что уже говорит о состоянии шведской армии примерно всё). К тому же, в Чехии было нечего жратеньки, поэтому Прага получила отсрочку Больших Приключений. Торстенссон плевался и грозил расстрелять кого попало, но против логистики не попрешь. В целом, Торстенссон действовал в Чехии как монгол, постоянно набегая, забирая все что можно в сельской местности и возвращаясь на исходные. Население Чехии он этими налетами просто извел и вообще вел себя как чистый беспримесный Аттила. Пока Торстенссон устраивал Чехии «Иди и смотри», на западе французам сначала накостыляли, потом они собрались с силами и накостыляли баварцам сами, но победили в состоянии «чихни – упадут» и успехом не воспользовались. Тем временем, Иоганн Георг Саксонский, менявший стороны по ходу войны как Алла Пугачева мужей, окончательно решил, что пора валить и заключил сепаратное перемирие со шведами. Саксония к тому моменту была совсем плоха, ее кто только не успел помучить. Увидя это, побитый в куче мест Максимилиан Баварский пообещал императору, что он тоже свалит, если император не наторгует плюшек для Баварии.
