– Ты по утрам такой ворчливый стал, – заметила Ангелина, убирая сковородку в утилизатор посуды.
– Да как представлю, что босс опять начнет придираться по мелочам, так и идти не хочется.
– Так не ходи, – игриво улыбнулась супруга и, подойдя к Кузнецову, мягко положила руки на его талию. – Останься дома, скажи, что приболел. А я найду способ поднять тебе настроение.
Он посмотрел в лукавые глаза и почти задумался, чтобы последовать ее совету, тем более что ее близость, после стольких ночей воздержания давала о себе знать. Но он справился с порывом.
– Знаешь, – сказал Кузнецов, – не время. Я и так на плохом счету, а еще и болеть начну. Мужчина я или где? Должен же я добиться в своей жизни хоть чего-то.
– На твоей работе почти не бывает карьерного роста. Ты ведь узкий специалист.
– И тем не менее, – освобождаясь от объятий супруги, чьи пальцы, скрепленные замочком у него за спиной, совсем не хотели расцепляться.
– Ты не можешь от меня бегать вечно, – сказала Ангелина, отпуская мужа. – Я ведь не прошу сделать это именно сейчас, но хотя бы обсудить.
– Ага, – выходя из кухни, бросил Кузнецов, – с тобой только и обсуждать.
Лина последовала за мужем в гардеробную.
– А что не так с обсуждениями? – удивленно спросила она.
– Ничего, – надевая костюм, ответил Кузнецов. – Они абсолютно бессмысленны. Если ты что-то решила, то так и будет. И дело ведь не в капризах или моем потакании, нет. Ты всегда находишь очень веские аргументы, чтобы я согласился. Я не знаю, как ты это делаешь, но я каждый раз оказываюсь в дураках.
– Это не война, милый, – ласково заговорила Ангелина. – Мы рассуждаем, убеждаем, выслушиваем.
– И делаем, как ты говоришь, – закончил мысль Кузнецов. – Что, черт возьми, с этим зеркалом? У меня уже голова кружится от него.
Трехмерное зеркало едва заметно меняло угол отражения, пытаясь намекнуть мужчине, что тот не до конца заправил рубашку в брюки, и теперь ее кусок неаккуратно болтался сзади под пиджаком.
– Ты вечно воюешь с окружением, – с укором сказала жена и сама заправила рубашку, – а оно всего лишь хочет тебе помочь.
– Чем мне помогут дети, – наконец собравшись на работу, спросил Кузнецов.
– Они сделают твою жизнь осмысленной, насыщенной, интересной.
– У меня и так все хорошо.
Дверь на улицу попыталась самостоятельно открыться, лишь только Кузнецов поднес руку к ней. Однако мужчина схватился на дверную ручку и не позволил ей этого сделать, крепко сжимая металл, он распахнул ее сам.
– Ты упрямец, но я тебя люблю, – сказала Ангелина вслед уходящему мужу.
– И я тебя, – ответил тот, не оборачиваясь. – Но, пожалуйста, не дави. Я понимаю, что никуда не денусь от этого решения, но мне нужно время.
– Хорошего дня тебе, милый, – успела сказать супруга, прежде чем он захлопнул дверь.
2
Как только закрылась входная дверь, Кузнецова окликнул голос соседа:
– Приветствую! На работу?
Кузнецов в ответ кивнул, не утруждая себя словами. Ему не хотелось общаться с соседом, ни теперь, ни вообще. Но Петр не сдавался.
– Чудесное утро, не правда ли?
– Чудесное, да, – ответил Кузнецов и посмотрел на часы. Служебное такси почему-то задерживалось.
– А вы видели, как распустились мои розы? – продолжал Петр, показывая на куст.
Кузнецов понимал, что поводов игнорировать соседа у него нет, и потому пришлось подойти ближе к смежному участку, где возился неутомимый садовод-любитель. В нос ударил сильный аммиачный запах удобрений, смешанный с ароматом цветов.
– Очень красивые, – похвалил Кузнецов цветы и хотел было сделать шаг в обратную сторону, но соседский голос вновь воззвал:
– А эти георгины, как они вам?
– Ничего.
– Вашей жене очень нравятся. Просила у меня семена.
Петр довольно погладил себя по чуть выпирающему животу и самодовольно улыбнулся.
– Надеюсь, вы не возражаете? – спросил он.
– Против чего? – не понял Кузнецов.
– Ну, что я дам вашей супруге немного семян?
– Почему я должен возражать?
– Сами знаете, бывают очень ревнивые супруги, – сказал Петр, перейдя на обеспокоенный тон. – Ходят тут, ругаются. Правильно, я ведь не вписываюсь в вашу мужскую команду. Работаю дома. Но знали бы вы, как это непросто. Мебель надо собрать, проверить, покрыть специальным лаком. Да как покрыть! К вечеру так глаза устают разглядывать разводы, что приходится надевать очки.
– А вы переходите на фабрику, там инженеры по технике безопасности не дадут вашему зрению упасть и на сотую долю процента, – мстительно предложил Кузнецов. Он знал, что сосед работает дома не по своей воле, а в силу неспособности уживаться с коллективом, что было странно, учитывая его чрезмерную тягу к общению.
– Да ну их, – отмахнулся Петр. – Фабричная мебель все равно что мертвая. Нет души.
Хотел сказать Кузнецов по поводу души той мебели, которую сосед собирает из заготовок той же фабрики, но природная вежливость заставила замолчать.
– Кажется, мой транспорт едет, – сказал он и вернулся к своей лужайке.
В коттеджном поселке редко кто имел свой автомобиль – слишком дорогая игрушка. Куда-либо выезжать, когда продукты, одежду и другие вещи доставляют на дом дроны, не имело смысла. Разве что на редкие походы в театр или музей. Тем, кто работал, предоставлялся транспорт, который оплачивал работодатель – обязательное условие трудовой комиссии. Поэтому появление Форда Фьюжн василькового цвета на чистой дорожке поселка можно было заметить еще издалека.
– Хорошего дня! – пожелал Петр, махнув своей огромной рукой.
– И вам, – вежливо, но, как ему хотелось, с ноткой сарказма ответил Кузнецов.
Кузнецов дождался, пока такси остановится возле его дома, и, сверив номера транспортного средства с теми, которые пришли ему в сообщении, подошел к пассажирскому сиденью. Дверь не открылась.
– Откройте, пожалуйста, – попросил Кузнецов, нагнувшись к водителю.
Таксистом оказался щуплый мужчина средних лет в странной желтой майке и чепчике, который больше бы пошел женщине.
– Вы меня слышите, – повторил громче Кузнецов и сильнее дернул пассажирскую дверь.
– Эй, резче давай, – подсказал водитель, не обернувшись.
Кузнецов и так уже не миндальничал и дергал дверь изо всех сил, предчувствуя скорую поломку пластиковой ручки, хрустящей под рукой при каждом рывке.
– Помочь? – спросил вдруг появившийся рядом с автомобилем Петр.
– Справлюсь, – почти прорычал Кузнецов, потея и злясь.
