Полагаю, что схема внимания действует так же. Она содержит богатый, но ограниченный набор информации. Она отражает общие свойства внимания, но не физические, не механические. Основываясь на этой внутренней модели, мы интуитивно представляем себе внутренний мысленный опыт, который может завладевать информацией и подталкивать нас к действию, как это делает внимание, но этот опыт не имеет никакой определенной связи с материальным воплощением. Его нельзя физически схватить, он не гладкий, не шершавый, не волнистый, не тяжелый, не легкий, не вонючий, не зеленый, не заостренный. Он нигде не расположен в этих физических измерениях – точно так же как прикосновение не существует в измерении солености.
И все же в этом представлении схема внимания описывает по меньшей мере одно физическое свойство. Она описывает внимание как нечто, имеющее физическое расположение где-то внутри нас. Имея внутреннюю модель такого рода, мы должны представлять себе мысленную сущность, которая накладывается на материальный мир, в том смысле, что мы можем указать на определенное место и сказать: “Она существует примерно здесь”. Это что-то вроде призрака, обитающего в физическом пространстве несмотря на то, что у него нет никаких других физических свойств. Согласно этой теории, “призрак в машине”, сознательная энергия внутри нас, – это представление, возникающее напрямую от схемы внимания, в которой данные о внимании неполны.
И вот мы снова возвращаемся к трудной проблеме и метапроблеме. Трудная проблема возникает вследствие допущений, сделанных на основе той глубинной модели – схемы внимания. Теория схемы внимания – метаответ, который объясняет, почему вообще люди верят в существование трудной проблемы.
Иллюзии и метафоры
Является ли сознание иллюзией?
Иллюзионизм – относительно новый и активно развивающийся теоретический подход к сознанию
[170]. Основной его посыл состоит в том, что действительного, реального сознания у нас нет. Само по себе переживание опыта, субъективная сущность – отсутствует. Просто мы считаем, что сознаем: это иллюзия, созданная мозгом. Может быть, она дает какое-то функциональное преимущество (по одной из теорий, придает жизни огонька), а возможно, она вовсе не нужна для выживания и возникает как случайное следствие обработки информации в мозге
[171]. Когда-нибудь мы поймем, какой в ее основе лежит механизм, и тогда разберемся, есть ли в ней функциональный смысл. А пока ученым нет нужды объяснять, как возникает несуществующее сознание, точно так же как нет нужды объяснять, почему Земля плоская или почему Солнце крутится вокруг Земли. В науке появляется все больше сторонников этого взгляда, но такую теорию людям трудно принять.
Теория схемы внимания – тоже своего рода иллюзионизм. Она утверждает, что наиболее трудного для понимания свойства сознания – его эфирной, метафизической природы – в реальности не существует. Мы считаем, что обладаем этим свойством, только потому, что нас дезинформирует несовершенная внутренняя модель.
Но, как показывает мой опыт, назвать сознание иллюзией – это поставить на теории крест. Вас, быть может, поймет горстка философов, но остальной мир отмахнется от вашей теории, сочтя ее оторванной от действительности ерундой: “Как это сознание может быть иллюзией, когда у меня в голове столько всего творится?”
Слово “иллюзия” до того легко неправильно понять, что оно может стать непреодолимой преградой в обсуждениях сознания. Я сейчас рассмотрю три ловушки применения этого слова к сознанию. Но при этом я не хочу развенчивать идею, лежащую в основе иллюзионистского подхода, – в целом она мне кажется верной.
Помню, на пляже играли в песке маленькие мальчик и девочка, лет пяти. Мальчик очень серьезно сказал: “Нам нельзя долго быть на солнце, а то у нас вырастут клешни”.
Девочка изумилась. “Правда, что ли?” – переспросила она, уставившись на собеседника.
Мальчонка торжественно кивнул: “Правда”. Он поднял руки и изобразил движения клешней. “Мне мама сказала!”
Прелесть этой истории в том, что мальчик очевидным образом неправильно понял общеупотребительную метафору. Мама, скорее всего, сказала сыну, что тот станет похожим на рака – имея в виду, что он покраснеет, обгорев на солнце. А воображение мальчика нарисовало не красный цвет, а клешни.
Метафоры следуют строгим подразумеваемым правилам
[172]. Обычно основа (рак) сравнивается с объектом метафоризации (обгоревший на солнце человек). Значение имеет лишь одно свойство. У рака их много: клешни, экзоскелет, фасеточные глаза на стебельках, но от человека, к которому обращена метафора, ожидается, что он поймет, какое то самое ключевое свойство предназначено для переноса. Мы все интуитивно пользуемся метафорами именно так.
Когда ученый говорит: “Сознание – это иллюзия”, то, как мне думается, большинство людей неявно трактуют это утверждение как метафору. Основа метафоры – зрительная иллюзия – обладает многими возможными свойствами. Предмет может казаться больше, чем есть на самом деле, или более наклоненным, или более удаленным. Неподвижный предмет – восприниматься движущимся. Выпуклая поверхность – вогнутой. Но, когда слово “иллюзия” используется в контексте метафоры, оно как будто может значить только одно. Люди выделяют единственное ключевое свойство: они приравнивают иллюзию к миражу. Когда вы видите мираж, вам кажется, что нечто присутствует, хотя на самом деле его нет. Вы не ошибаетесь в размерах или деталях, вы ошибаетесь в самом существовании предмета.
Вот пример. Представьте, что друг жалуется вам: “Профессионализм моего начальника – чистая иллюзия!” Он не имеет в виду, что начальник профессионал, но не совсем такой, как вы могли бы ожидать (а может быть, он даже лучше, чем вы думали). Нет, друг хочет сказать вам, что его начальник на самом деле вообще не компетентен. Называть нечто иллюзией в контексте метафоры – значит отрицать само его существование.
Если вы заявите, что сознание – иллюзия, большинство людей воспримет это совсем не так, что “сознание по сути напоминает зрительную иллюзию: настоящая обработка информации в наших головах слегка отличается от картины, которая представляется нам на основе интроспекции, поскольку мы делаем свои выводы на основе несовершенной внутренней модели – все это напоминает зрительную иллюзию”. Нет, это поймут в том смысле, что за иллюзией ничего не стоит. Там нет даже “там”
[173]. Сознания не существует, никого нет дома. Такое представление покажется большинству людей абсурдным.
